Дорога на Стрельну (Повесть и рассказы)

Так вот, замполит товарищ Самотесов садится на стул к обеденному немецкому столу и начинает свое занятие словами из кинофильма "Чапаев":

- Как же это понимать, товарищи бойцы?

В ответ все, само собой, молчат, поскольку никто вообще не понимает, о чем речь идет.

- Хорошо, - говорит лейтенант Самотесов, - если вы молчите, то я буду говорить. Вот полюбуйтесь на это бывшее зеркало. Это боец Кунин его из автомата уничтожил. А зачем, спрашивается? Что это, огневая точка или вооруженный враг? В эти дни, - говорит, - в Германии миллионы наших бойцов. Если каждый начнет по зеркалам стрелять, так что же это будет? Отвечайте, - говорит, - боец Кунин, зачем вы это сделали.

Вернее, он сказал не "сделали", а "совершили". Мишка встал, голову опустил и молчит. Насупился, задышал весьма слышно, но молчит.

- Я вас, товарищ Кунин, спрашиваю, - допытывается замполит. - Разве вам не известно, что Красная Армия пришла в Берлин, чтобы покончить с фашистским зверем, а не для того, чтобы учинять здесь безрассудные поступки над мирными людьми и над их имуществом?

- Известно, - отвечает Мишка тихо. - А сам по-прежнему в пол смотрит и продолжает молчать. Тогда замполит говорит:

- Я оцениваю ваш поступок, товарищ Кунин, как недопустимый. Мне, говорит, - не зеркала жалко - в огне войны и не то еще погибает, и не то еще уничтожается. Мне жалко вашу дисциплину и сознательность. Жалко наших прежних политзанятий, на которых мы обо всем об этом останавливались не раз и не два. И я, - говорит, - хочу на этом примере...

И пошел тут замполит повторять все, что он нам и раньше говорил и с чем я с самого начала был согласен не полностью. На этот раз я и вовсе захотел с ним поспорить и почувствовал, что мне не утерпеть. А с другой стороны, как замполиту возражать? Он ведь как-никак лейтенант, а я всего лишь младший командир, то есть старший сержант. В качестве последнего я пример дисциплины другим бойцам обязан показывать. Тем более молодому пополнению. Однако, как солдат опытный, я, конечно, знал, какой из этакого положения есть выход. Возражать ты не должен, а не понимать можешь, сколько тебе угодно. И тут уж замполит обязан тебе все неустанно разъяснять.

Закончил лейтенант свои слова и спрашивает:

- Вам все понятно, товарищи бойцы?

И тут я встаю и говорю:

- Мне, товарищ замполит, не все понятно. Мне, - говорю, - совершенно непонятно, почему вы так оценили поступок бойца Михаила Кунина - моего друга.

- Ах, вот как, - говорит лейтенант Самотесов, - тогда скажите, старший сержант Тимохин, как же вы сами оцениваете его поступок. А мы послушаем.

- Мое мнение, - говорю, - такое, что боец Кунин поступил вполне хорошо. А мог бы поступить еще хуже. И все равно его нельзя было бы даже в том случае наказывать. Ни позором, ни тем более еще как-нибудь.

- Вот это интересно, товарищ Тимохин, - говорит замполит. - Доложите подробнее.

- А подробнее, - говорю, - вот что: у бойца Михаила Кунина в деревне фашист застрелил из автомата сестру с двумя детьми и старика отца, тут же стоявшего. Правда, отец его белой салфетки не приготовил... И вы, говорю, - пожалуйста, представьте себе, что же данный боец должен был почувствовать и вспомнить, увидев здесь женщину с двумя детьми и старика с ними рядом. Да ведь у него душа вспыхнула на то, чтобы в них автомат разрядить. А он, чтобы такого не натворить, разрядил его в зеркало. Выходит, что наш боец совершил вполне добрый поступок. А мог бы, повторяю, сделать еще кое-что похуже. Но и тогда все равно мы были бы обязаны его понять. В этом, - говорю, - и есть мое непонимание.

Несмотря на крайнюю убедительность моих слов, лейтенант Самотесов продолжал гнуть свою линию безо всякого колебания.

- Неправильно, - говорит, - вы рассуждаете, старший сержант Тимохин. За зверски убитую семью бойца Кунина, за мучение и горе всех наших людей Советская Армия мстит фашистам беспощадно. Миллионы оккупантов нашли себе могилу в нашей земле. Ужасы войны пришли теперь на немецкую землю. Однако, - говорит, - самосуд здесь ни при чем. То, что боец Кунин не совершил кровавой расправы над немецкой семьей, - это вполне нормально. Иначе он уподобился бы тому зверюге, который убил его невинных родичей. И тогда мы бы его поступок не на политзанятии обсуждали. Вы, - говорит, меня поняли, старший сержант Тимохин?

- Так точно, - говорю, - товарищ лейтенант. Понял я вас. Но не до конца. Свое понятие у меня все равно осталось.

- Ах, так, - говорит замполит, - это меня удивляет.

Тут замполит объявил мне и Кунину свое насчет нас приказание.

- Отныне, - говорит, - будете в моей штурмовой группе. И воевать будете до конца войны под моим личным присмотром.

Приказ есть приказ. Его даже в смысле непонимания обсуждать не станешь.

Замполит ушел. Мы, где кто сидел, полегли спать. Тут же все и захрапели под грохот канонады.