Читаем Дорога на Тмутаракань полностью

На второй день пути вернувшийся с дозором проводник объявил, что они приближаются к реке, которая зовется Кубань.

- Здесь уже земля касогов, - пояснил он, - адыге - так они себя называют.

И еще рассказал проводник, что у этой реки несколько названий. Для горцев, живущих в ее верховьях, она - Псыж, древняя река или мать-река. А низовые касоги называют ее ползущей, медленной рекой - Пшиз.

"А откуда ж тогда пошло слово "Кубань"? - невольно задумался Святослав. - От греческого "Гипанис"? Всюду эти ромеи следы оставляют!"

Его раздумья прервал Свенельд.

- Посылать к касогам гонца с черной стрелой? - осведомился воевода, давно уже усвоивший правило князя: предупреждать неприятеля о своем приближении.

Святослав отрицательно покачал головой.

- Успеем, спешить нам некуда. Может, и так все обойдется.

Воевода потянулся жилистой рукой к затылку, поскреб его: вот и пойми этого своенравного воспитанника, чего он хочет? То рвался вперед, злился, что дожди задержали поход, то теперь говорит: "Спешить некуда".

Кони устало брели по высокой густой траве. Легкий ветер ровно и настойчиво дул с полуночи, нес медвяные запахи чебреца, полыни. Над травой и колючими зарослями ежевики с шумом взлетали табунки длиннохвостых огненных фазанов. Выше кружились тупохвостые канюки, высматривая добычу. Еще выше, под самым куполом голубого безоблачного неба, лениво парил орел, еле-еле шевеля широкими крыльями.

Все гуще становились заросли терна и ежевики. Впереди, за курганом, показалась зубчатая лента темного леса.

Всадники вспугнули стадо сайгаков. Рогатый вожак настороженно повел своим горбатым носом в сторону людей, чуть быстрее стал перебирать тонкими ногами, его примеру последовали остальные животные, и через мгновение все стадо было уже далеко-далеко. Только волны пошли по густой высокой траве.

Святослав остановил коня у кургана. Князь хотел подняться на него, глянуть вдаль с вершины, но весь склон порос терном, продраться сквозь колючие заросли трудно было что конному, что пешему.

- Чей же витязь сложил тут свою буйную голову, чьи вои насыпали курган над его прахом? - задумчиво спросил Святослав.

- Разве мало народов испокон веков ходило по этой земле, - отозвался Свенельд.

А князь уже думал о другом. Его удивляло безлюдье здешнего края. Какая богатая земля, сколько тепла и света, а ни одного городища вокруг, куда ни погляди. Все боятся степняков, никто не селится в этих открытых местах. Ничего, подумал Святослав, теперь-то, слава Перуну, хазарам руки поукоротили. Со временем и здешние места оживут.

Впереди показался берег. Расступились купы ив и ольхи, открылась неоглядная даль: зеленая равнина в лесах и блюдечках озер, а за ней гряда синих гор в шапках облаков. Внизу, под крутым берегом, сквозь заросли камыша и остролистной осоки торопливо гнала волны сильная, быстрая река.

Невдалеке ухнула сова - днем, в неурочное время. Все повернули головы в ту сторону. Из зарослей ольхи появились трое дружинников, дозорные. Они тащили под руки заросшего густой бородой до самых глаз человека.

- Вот, княже, гляди! - обратился к Святославу десятник, старший над дозором. - Искали касогов, а заместо них этого лешего повстречали. Речь ведет по-нашему.

Босой, в полуистлевших от старости холщовых портах, пленник стоял перед князем и смотрел на него хмуро, исподлобья.

- Неужто русич? Или вправду - леший?

- Здрав будь, князь, не ведаю твоего имени...

- Святослав я, князь киевский.

В глазах незнакомца вспыхнули искорки любопытства.

- А я - Микула, бродник. Нас тут пятеро без роду-племени. Рыбу ловим, зверя бьем. Твои вои наскочили, как те хазары, враз руки мне скрутили. Вели, княже, отпустить меня, я тебе зла не содею.

- Далеко ты забрался от родных краев, Микула! - миролюбиво сказал князь, делая знак дозорным, чтобы те развязали руки броднику. - Сам-то, видать, из Полянской земли?

- Родился там, а живу нынче тут, где повольготнее. От хазар хоронимся, уходим за Кубань, на ту сторону. С касогами живем мирно - мы им не помеха.

- Так, так... А касоги сейчас далеко отсюда? Ты их войска не видел?

Микула почесал пятерней в затылке, глаза его блеснули умно и лукаво.

- Да как тебе сказать, княже? Видать не видал, а земля слухами полнится. Стража касожская проходила, сказывала: большая русская рать на Кубань двинулась. Касоги не знают, чего ждать от тебя - войны или мира, свои дружины собирают. Я так думаю: скоро вы их встретите. Они еще за Кубанью.

- Что ж, спасибо тебе, Микула. Иди с миром к своей ватаге. Встретишь касогов - скажи, что русичи в Тмутаракань идут. Не будут они нам чинить препоны - пройдем без боя. А станут на нашем пути...

Святослав, будто мечом, резко взмахнул рукой.

- Так я и передам им, княже.

Микула хотел еще что-то сказать, но, видно, не решился. Он поклонился в пояс и, что-то бормоча себе под нос, направился к прибрежному леску.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное