Дорога на Тмутаракань

Не корысти ради надумал киевский князь прибрать к рукам Вятскую землю - как и Ольга, из малых княжеств и земель собирал он Русь, хотел, чтобы стала она великой и могучей, неподвластной никакому врагу. Но не желал знать про то своенравный Войт, ему своя рубаха ближе к телу, своя вольность всего дороже. И повел Претич на него дружину, повел русских воинов на русичей.

Из Чернигова двинулся Претич к верховьям Десны, за Дебрянским городищем перешел реку, сбив заставы неприятеля, и вступил на землю вятичей. Через дремучие леса с боем пробивался он вглубь владений Войта. Там, где сливаются Ока и Угра, решил дать ему бой князь Войт, заранее разбил свой стан и поджидал черниговского воеводу. Но хитрый Претич обошел Войта с севера, переправился через Угру и ударил по вятичам с тыла. Не устояли воины Войта, дрогнули, а отступать некуда: две полноводные реки дорогу закрыли. Получив известие от Претича о победе над Войтом и замирении с ним, Святослав послал к воеводе гонца с наказом строить осадные орудия пороки и весною по Дону с частью воинов на лодьях отправить их к Саркелу, хазарской крепости, под стенами которой князь рассчитывал быть к тому времени. Коль вятичи захотят выступить против хазар - пусть тоже выступают. Самому Претичу надлежало с остальной дружиной пройти еще до земли камских болгар, принудить их к союзу против Хазарии, а затем без промедления возвращаться в Чернигов и зорко следить за Киевом: если какая угроза возникнет - поспешать на помощь к киевскому воеводе Добрыне.

Выступление намечалось ранним майским утром. Еще накануне княжеская дружина переправилась на левый берег Днепра на лодьях и паромах. Здесь воины разбили бивак. Всю ночь, будто в праздник Купалы, пылали костры над широкой рекой. Дружинники спали, положив под голову кто седло, кто дорожную котомку, а кто и просто кулак. В ночи перекликалась бодрствующая стража, тихо ржали стреноженные кони.

Князь провел ночь с воеводами, совещаясь перед походом. Вполглаза спали гридни, готовые вскочить по первому княжьему слову. На рассвете, едва порозовело небо, Святослав был уже на береге Днепра.

Могучая река сонно ворочалась в песчаном ложе. Утренний ветерок согнал с водной глади редкие клочки тумана, покрыл ее морщинками ряби. Вздохнула волна, набегая на песок.

Богатая лодья отчалила от правого, киевского, берега. Гребцы дружно налегали на весла. Солнце, поднявшееся над соснами, озарило лодью, и горячими угольями вспыхнули вспыхнули на ней червленые щиты воинов-гребцов. Святослав знал: то плывет его мать, великая княгиня Ольга. Он спешился, передал повод Кречета гридню Богдану и, мягко ступая по темному, влажному песку, спустился к самой воде. Его воеводы остановились чуть поодаль.

Лодья шла быстро, легко разрезая острым носом днепровские воды. Вскоре она, зашуршав днищем по песку, остановилась у левого берега. Тотчас в нее скинули дощатые сходни. Воевода Добрыня, первым ступив на них, помог сойти на берег княгине. Маленькая, сухонькая, не по летам подвижная, Ольга была одета строго, как черница. Глаза ее пронзительно оглядели сына.

- Здрава будь княгиня! - почтительно склонил голову перед нею Святослав. Взгляд его потеплел, при виде матери, ласково задержался на сыновьях, державшихся поближе к княгине, и равнодушно скользнул по чернобровому лицу жены Предславы.

Все подметила старая княгиня, но ничем не выдала своих чувств. Ровно и приветливо сказала в ответ:

- Здрав будь, князь. Готова ли твоя дружина к походу? День будет добрым по всем приметам, в самый раз сегодня поход начинать. С богом, сыне!

- Все готово. Трогаем, матушка.

Ольга коснулась пальцами золотого византийского креста, что висел у нее на груди, беззвучно зашевелила губами, вымаливая удачу для сына у нового, христианского бога. Сын ее смотрел вдаль, на Киев, орлиными своими глазами, отыскивая там, над кручей, Перуна-громовержца, давнего бога войны, покровителя русских дружин. У матери и у сына была разная вера, но молились они об одном: об удаче для Русской земли.

Здесь, на берегу, под старым осокорем, Святослав простился со своими близкими. Кречет уже приплясывал нетерпением, грыз удила, а князь все медлил. Еще один взгляд на тот берег, на Киев, что раскинулся на высоких холмах, на людей, столпившихся за перевозом, там, где когда-то старый Кий начинал закладывать свое княжество. Сердце сладко и печально заныло, но князь был воином, он тряхнул головой, отгоняя непозволительную для витязя слабость, протянул руку к поводу и, не касаясь рукою луки седла, ловко вскочил на коня.

Кречет присел на задние ноги, будто красуясь перед всеми, заржал весело и задорно, ему отозвались другие кони. И загудел народ, замахал шапками там, за перевозом. Киев желал своей дружине победы над исконным врагом. Прощальный гомон прокатился и по этому берегу.

Князь и не заметил, когда успели переправиться сюда многие сотни киевлян - старики, женщины, дети. Все его помыслы были уже далеко от Киева - за Дарницей, там, где начиналось чужое и враждебное Дикое поле. Он махнул на прощание рукою своим близким и тронул коня.