— Генерал Вит! Отправляйтесь на поле боя. Мне нужен отчет, сколько убитых и раненых у нас после этой бойни. Перед закатом, с командирами полков, жду здесь, у себя в зале для совещаний. И не забудьте отослать гонцов в замок Трант, порадуйте свою невесту.
У конунга еще не было никакого зала для совещаний, но это не остановило поток распоряжений. И они посыпались, как только Хаген отыскал несколько выживших писарей из административного отдела и притащил за шкирятник в донжон, оторвав от празднования. Но все приказы были пока бесполезны — войско после штурма праздновало победу на широкую ногу, потрясая стены взятой твердыни звуками и сценами невиданного разгула. Да и сами писари лыка не вязали, упившись в сосиску. Армию Влада в эту ночь можно было разгромить силами пары сотен трезвых и яростных бойцов.
Но конунг нечеловеческими усилиями заставил повиноваться часть людей и в первую очередь позаботился о раненых. Вечернее совещание ничего не дало — командиры полков и батальонов сами не знали ситуации и пребывали частично в неадеквате, приложившись к емкостям из разгромленных подвалов крепости по мере своих сил; про контроль над пьяной толпой, которая сейчас бесилась за стенами донжона, никто даже не заикался.
Правитель всех окрестных земель, глядя из бойницы на постоянно перемещающиеся внизу факелы и вслушиваясь в буйство криков, раздающихся по всей крепости, тяжко собирался с мыслями в планировании намерений по закручиванию гаек. С дисциплиной в нанятом им войске что-то надо было делать. С этими мыслями он сел за стол, задумался, устало уронил голову на руки и тут же вырубился. Ингвар и Хаген, вошедшие в комнату, будить конунга не стали. Ингвару только что проткнули стилетом руку, когда он начал допытываться до одной девахи с чересчур надменным выражением лица, кем она приходится барону Ногту. Хагену же, который решил помочь другу в этой нелегкой дознавательской работе, другая девка чуть не проломила голову, когда он расспрашивать продолжил уже на кушетке, воспользовавшись силой для применения своих аргументов по ходу допроса. За навыки и опыт, приобретаемые на практике, в процессе оперативной работы по специальности, парням пришлось платить кровью.
Разрешил сомнения израненых руководителей силовых ведомств и дал им утешение сам Скарви. Мудрый старец испытывал личную ненависть ко всем "благородным". Он толкнул речь, густо пересыпанными цитированиями Маниту, которую начал с фразы: "И на минном поле цветет земляника, но не каждый усик ведет к ягодке…", и закончил стандартным уже выражением"…Маниту сказал: если враг не сдается, его уничтожают". Право слово, Мудрый Скарви отлично ориентировался в материале и совершенно непринужденно мог выдать любую фразу с нужным контекстом. Нужным и правильным с точки зрения старосты, конечно. А конунгом Вальдуром Арвенстарским Скарви всегда затем прикрывался, говоря, что Голос Маниту произнес данное изречение, а первосвященник лишь цитирует. Мужики, выслушав Скарви, потерев кровавые повязки на раненых местах, переглянулись и дружно кивнули друг другу. Но воины все еще колебались, то, на что их толкал Скарви, никому из них особо не нравилось. Да и девки были симпатичные, пусть и гонористые.
Мудрый Скарви воздел руку, как бы благословляя обоих будущих карателей:
— Вспомните слова Голоса Маниту, вы прекрасно слышали сами, как он когда-то произнес: "Только массовые расстрелы спасут нашу дворянскую интеллигенцию!" Не будет толку от змеиного отродья, не ждите добра от них, ибо посмотрите на раны свои и вспомните завет Маниту: "Нельзя ставить ногу на белый череп, в каждом из них сидит змея — ваша вещая смерть".