— Со старшим двоюродным братом мы решили попасть по земле из царства Подземного Огня в царство Плачущего Крика. Было решено у них искать военной помощи. Мы не пошли под землей, так как все пути были блокированы нашими противниками. Но нас предали. Брата убили. Сейчас наше царство захватил предатель… узурпаторша. И теперь я больше никто… — взор темного принца остановился на мечущихся языках огня в камине. — Я отрекся от всего и теперь никогда не увижу прекрасных пещер родного города, не услышу совершенный звук капающих капель со сводов, не попробую больше явств, приготовленных в праздник богини на сталактитах. Сколько всего я не успел! Как жил я, несчастный, уверенный в том, что жизни еще целый бесконечный состав из счастливых дней, подобных гномьим вагонеткам, наполненных золотом, серебром и самоцветами. Но этот поезд теперь прошел мимо меня, обдав лишь ветром. Я все потерял: родных людей, власть, честь и память. А стоит ли жить ради одной мести?! — С каждым словом Трейв заикался все меньше и меньше, а в конце спича он поднял печальный и пустой взгляд на Нюкаэля. И вместо ожидаемого им презрения увидел в его глазах жалость и удивление.
Принц Нюкаэль, заслушавшись, внимательно впитывал в себя эту неожиданную поэтическую тираду. На несколько секунд наступило молчание. Светлый нашел в себе силы прийти в себя и, отмахнувшись от этого наваждения печальных слов, рубанул фальцетом:
— Ну и сам виноват, темный! Могу лишь посочувствовать… но не буду! Незачем было вылезать в подлунный мир светлых эльфов!
Влад поспел к обоим принцам только к самому концу, но великолепный плач дроу, которому бы позавидовала "Ярославна на стене рязанской", он слышал почти весь. И первоначальную реакцию заслушавшейся Эльнуриэль он тоже отследил. Все шло по плану. Пройдет не день, не неделя и даже не месяц — но зернышко высоких чувств уже проклюнулось и рвалось вверх, разрывая сталь, бетон и камень традиций, предубеждений и условностей. Нет ничего сильнее, чем сила идеи, идеи, время которой пришло. Сила жажды жизни и сила влечения противоположностей были сильнее не то что гравитации — сильнее законов общества. Может, в других случаях и было бы все по-другому, но не в этот раз. Влад уже видел, что он сделал ставку — и выиграл. А мухлевал или не мухлевал — судьба рассудит. Его цель оправдывала любые средства. Нужно только охранять и оберегать эту делянку, где медленно, но верно взращивались эмоции и чувства — и все придет само, дай только Маниту время.
К облегчению Влада, этот бесконечно тянущийся званый вечер наконец закончился, и все пошли спать. Он долго не мог заснуть, лежа возле баронского стола на перетащенных сюда из спальни коврах, все пытаясь найти приемлемый вариант выхода из текущего сложного положения с замком. Вальдур Арвенстарский не знал, что все уже решено за него.
Утро встретило обитателей замка локальным "алярмом", колоритно исполненным целым хором злобных воплей и набором рваных высоких звуков, в которых доминировал злобный сухой перестук железа. Вбежав в общий зал, сопровождаемый Ингваром и еще десятком человек, наводя порядок в одежде на бегу, Влад готовился к худшему. Звуки труб и крики переполошили весь замок в этот рассветный час. "Неужели штурм?" — задавал вопрос каждый друг другу.
В зал внесли носилки из копий. На них лежал убитый пастух. "Опасная у пастухов профессия в этом мире", — подумалось Владу. — "То оборотень загрызет, то застрелят…"
Из спины пастуха торчало три черные стрелы. К оперению каждой было привязано по несколько разноцветных ленточек, свисающих с древка серпантином. Сопровождавший покойного генерал Вит пояснил наличие этого украшения:
— Три местных барона, владетели замков Ногт, Дирн и Кирн, объявили нам войну. Сейчас они гонят наш скот к замку Ногт. Видимо, барон Трант добрался до них и уговорил выступить на его стороне, чтобы отбить замок.
В зале, забитом вооруженными и решительными людьми, наступило молчание. Затем собрание снова взорвалось возмущенным и яростным криком и гомоном.
Выждав несколько секунд, Влад заорал, перекрывая этот шум.
— Тихо все! Говорим по одному! Генерал Вит, дайте нам расклад по силам.
Военачальник, внутренне бурля не меньше остальных, все же сумел взять себя в руки и начал доклад: