Дорога на Веллесберг

— Может. Выделено уже шестьдесят три логемы. Они понятны без перевода любому человеку в мире. И каждая из этих логем — на счету лингвистов-гениев, лингвистов от природы, от бога. Возможно, даже наверняка, что в их труде есть доля таких же, как я, есть и мой вклад. Но вычислить его невозможно — настолько он мал.

Мистер Эванс кивнул на книжные шкафы, на дискеты с записями.

— Я изучаю эволюцию имен собственных и местоимений в латышском языке двадцатого века. Чем и как это поможет Шарлю Дежуа или Чери Сайн, я не знаю. Но, возможно, поможет.

— Шарль Дежуа — это тот, кто расшифровал сигналы Маяка Пилигримов? — задумчиво спросил Игорь. Не дожидаясь ответа, попросил: — А вы не можете произнести хоть одну логему?

— Могу.

Мы с Игорем замерли. А отец Тимми скорчил какую-то гримасу, словно разминая щеки, набрал воздуха и произнес… что-то короткое, отрывистое, почти не запоминаемое. И абсолютно бессмысленное…

— Конечно, непонятно, — засмеялся Игорь. — Вот так логема! На роддэров не действует.

— Нет, не понял, — с некоторым сожалением ответил я. И тут до меня дошло, что я отвечаю на словно бы и не произносившийся вопрос. Через мгновение это понял и Игорь.

— Вот так, — улыбнулся мистер Эванс. — Я произнес вопросительную логему понимания. Она показалась вам бессмысленной, но содержащийся в ней вопрос вы уловили.

— Хорошо, — после некоторой паузы признал Игорь. — Я беру назад свои слова про бездельника. Но ведь и это не для всех. Многие, очень многие не смогут работать, не видя результатов труда. Им-то что делать? Их будет все больше и больше…

— А им надо держаться. Жить. Хоть роддэром, хоть художником-абстракционистом. До тех пор, пока человек не сможет управлять самой сложной на свете машиной.

— Какой это машиной?

— Самим собой. Пока обруганная и приевшаяся всем наука не даст каждому возможность преобразиться.

— Телепаты-телекины… Люди-молнии, бессмертные, ясновидящие… Так, что ли?

— Так. У человечества переходный возраст. А для него тоже есть свои болезни: роддэрство, нелюбимый тобой авангардизм…

— Это мной-то? — Игорь рассмеялся, тряхнув семицветной гривой.

Они смотрели теперь друг на друга почти мирно. Но меня это не радовало. Во мне клокотала ярость.

— Значит, преобразимся? — спросил я. — Расширение возможностей человека — как лекарство от болезней человечества? А вы не слыхали, что есть лекарства опаснее, чем сама болезнь?!

Мистер Эванс удивленно повернулся ко мне.

— Конечно, без случайностей не обходится… Ты имеешь в виду что-то конкретное?

— Я имею в виду вашего сына.

У Игоря глаза полезли на лоб. Он-то ничего про Тимми не знал… У мистера Эванса исказилось лицо.

— Да, Тим — психокинетик. И разрешение на генную операцию давал я. Но ничего плохого ему эта способность не принесла.

— Вы видели взрослых психокинетиков? — тихо спросил я.

Он покачал головой.

— А я знал одного. Почти полная потеря зрения, руки в язвах до самых локтей. Ему было двадцать семь, он выглядел на пятьдесят.

Мистер Эванс прикрыл глаза. Сейчас и он выглядел на пятьдесят, не меньше.

— Я знаю. Слышал… Да меня и предупредили врачи из Центра. Это бывает, если очень сильно перегружаться. Очень… Но что я могу поделать? Вы же теперь все взрослые… Не надо дожидаться пятнадцати… или сколько там было раньше, лет. Сдал экзамен — и можешь распоряжаться собой. Если вы сможете уговорить Тимми — я буду только рад. Пусть оперирует хотя бы два… Ну, три раза в неделю.

— Оперирует? — Игорь вскочил с кресла. Непонятная реакция. Всем известно, что психокинетики становятся, в основном, хирургами. Только они способны выдрать, вытащить из человеческого тела запущенный рак со всеми его метастазами или вылечить порок сердца у еще не родившегося ребенка. Игорь повторил: — Оперирует? Но ведь для этого необходима вторая ступень. Право на коллективную ответственность…

В полной тишине мы смотрели на то, как отец Тимми достает из ящика стола знак самостоятельности. Такой же, как у нас с Игорем. Только слова на нем другие: «Достиг возраста коллективной ответственности».

— Он его не любит. Отдал мне на сохранение.

— Ну я дурак… — отчетливо прошептал Игорь. — Дурак.

Он поднес знак к глазам, словно не веря. Потом быстро вышел из комнаты.

— Если бы их было больше… — как-то безнадежно произнес мистер Эванс. Ухода Игоря он, похоже, не заметил. — Тим ведь понимает — если он не поможет человеку, тот умрет. Вот и делает по три операции в день…

«А в редкие выходные развлекает своими способностями любопытствующих роддэров», — подумал я.

— Это ведь оказалось не очень и сложно — телекинез. Синтезировали какое-то вещество, оно позволяет любому стать психокинетиком. Но выпуск его наладить не могут, приборы не позволяют добиться чистоты раствора. Кажется, оно называется псикиноверрином…

— Псикиноферрином, — автоматически поправил я. — Там молекула гема в цепи. ПКФ встраивается в эритроциты.