Дальнейшее произошло очень быстро. Явились санитары и выдворили Чарли за пределы Санатория; Оссининг получил от доктора предостережение, что, если он вновь когда-либо окажется на территории Санатория, он понесет уголовную ответственность. Медсестра подмела осколки стекла.
Доктор расхаживал взад-вперед. Уилл лежал, зарывшись головой в подушку. Наконец сестра вышла, Келлог немного успокоился, велел секретарю удалиться, тихо прикрыл дверь и присел возле кровати.
– Мистер Лайтбоди, – начал он, изо всех сил стараясь сохранить хладнокровие, – до тех пор, пока вы находитесь на моем попечении (а сейчас было бы истинным самоубийством для вас покинуть Санаторий, хотя вам, кажется, наплевать на собственную жизнь)… Вы ведь хотите жить, сэр?
Уилл кивнул.
– Так вот. До тех пор, пока вы находитесь на моем попечении, я запрещаю вам покидать территорию Санатория; посещать вас отныне могут лишь строго отобранные пациенты, да и то лишь в том случае, если ваше состояние это позволит. До поры до времени вам разрешается находиться только в палате, в столовой, гимнастическом зале и в отделении водных процедур. Вы остаетесь на очищающей диете, а завтра с утра начинаете вновь проходить полный цикл процедур. Вам все понятно?
Да, все было понятно. Уилла застукали на месте преступления, и бойцовский пыл в нем угас.
Доктор разглядывал его так, словно Уилл был какой-то необычной бактерией под микроскопом. Наступила пауза.
– Вам приходилось слышать о сэре Арбатноте Лэйне? – в конце концов изрек Келлог. – Нет? Ну разумеется. – Он внимательно посмотрел на свои ногти, потом резко поднял взгляд. – Так вот, сэр. Это один из самых прославленных медиков современности. Сейчас он работает в лондонском Королевском хирургическом колледже. Он разработал хирургическую методологию, позволяющую улучшить проходимость желудка и исправить роковые последствия автоинтоксикации. Непрофессионалы называют эту операцию «узелок Лэйна» – Лэйн удаляет небольшой отрезок кишечника, особенно подверженный загниванию. Неужели вам не приходилось слышать об этой операции?
Уилл тупо хлопал глазами. Он все еще был сильно пьян, только хорошее настроение бесследно исчезло. Направление беседы было ему не по вкусу. Вдруг стало страшно, а желудок сжался, словно его стиснул огненный кулак.
– Впрочем, это не имеет значения, – сказал доктор и опять принялся изучать свои ногти. Они были гладкие, аккуратные, а пальцы гибкие и подвижные – пальцы хирурга. – Я тоже нашел в кишечнике один вредный узелок, – задумчиво произнес Келлог. – Его пока еще не называют «узелком Келлога», но, уверен, будут называть… При помощи этой операции я избавил десятки больных, страдающих тяжелыми случаями интоксикации, от опасных симптомов – таких же, как ваши. Я это говорю вам потому, сэр, – доктор встал и ласково, почти любовно воззрился на Уилла, – что сразу после Нового года я буду вас оперировать.
Он наклонился с умиротворенной улыбкой на устах и прикрутил лампу.
– Приятных сновидений.
Глава шестая
Скромное начало
Это был подвал. Тесаный булыжник, известь, земляной пол и запах как от пробки, которой заткнули прокисшее вино. Повсюду всякий хлам: сломанная коляска, проржавевшие садовые инструменты, лопата с треснутой ручкой. Пыль и грязь слежались и ссохлись, прямо посредине валялся высохший трупик мыши. Чарли пригнулся, съежился, будто у него вырос горб – иначе он стукнулся бы головой о балки потолка. Брезгливо отшвырнул ногой дохлую мышь и оглянулся назад, на лестницу, вверху которой на фоне блеклого январского неба стояли Бендер и Букбайндер.
– Это же подвал, – сказал Чарли.
– Зато дешево.
Бендер кутался под ветром в длинное пальто, цилиндр словно прирос к его голове, шелковый шарф плотно укутывал шею. Джордж съежился на ступеньке, до половины спустившись в подвал; на его пьяном лице застыло выражение полнейшей тупости. Около левого глаза желтел расплывшийся кровоподтек – то ли кто-то его ударил, то ли сам где-то приложился.
Чарли зажег одну из принесенных с собой свечей. Поставил ее в угол на деревянный чурбан, внимательно осмотрелся. По крайней мере, здесь просторно. Правда, потолок вряд ли был выше пяти футов восьми дюймов. К тому же здесь было чертовски холодно, грязно, запущено. Над головой слышались звуки шагов и непонятное шуршание, словно кто-то таскал по полу взад-вперед мешки с картошкой.
– Кто живет наверху? – спросил Оссининг. Пар вырывался изо рта и повисал в спертом, влажном воздухе.
– Мать Барта, – ответил Бендер, кивнув на Букбайндера. – Это ее дом.
– Она у меня инвалид, бедная женщина, – вставил Букбайндер. – После удара у нее паралич левой половины тела. Пришлось нанять шведку, чтобы ухаживала за ней.