– О! – спохватилась она. – Прошу прощения. – И она торопливо представила ему своего насупленного спутника, человека, части тела которого были крайне плохо пригнаны друг к другу: голова казалась чересчур крупной для узковатых плеч, руки смахивали на плавники, нос едва заметен, зато зубы – повсюду.
– Занимаетесь готовыми завтраками, – заговорил Беджер. Голос его был напрочь лишен мелодии, один только ритм. Сухой, гортанный, хищный голос, похожий на урчание, которое пес издает над костью. Каким-то образом ему удавалось произносить слова. Но, тем не менее, читать он умеет.
Лил дождь. Чарли молчал.
Беджеру было все равно. Он уже начал монолог о готовых завтраках, об их ценности для общества – урок и упрек живущим среди нас пожирателям мяса, – и его голос все набирал силу, оставаясь при этом таким же сухим, как шуршащие под ветром в поле стебли кукурузы. Чарли наблюдал за Элеонорой – покуда ее спутник со скрежетом выплескивал из себя эпитеты и наречия, она не отводила от него глаз, и на лице ее застыл восторг, смешанный с энтузиазмом. Что она в нем нашла? Еще один святой из их Санатория? Мессия поджелудочной железы? Похоже, он и впрямь из этих – желтоватый, тощий, безумный, глаза горят фанатическим блеском.
– Они называют это животным кормом! – яростно фыркнул он, – и думают, что могут отбросить это, будто… будто…
Тут вдруг зонтик сломался и обрушился на владельца; выпутываясь сам и помогая Элеоноре, Беджер сбился с мысли и так и не завершил свою метафору.
– Совершенно с вами согласен, – вставил Чарли, углядев щелочку, чтобы улизнуть. – Нас спасут только готовые завтраки, насыщенные клетчаткой и пептонизированные. Именно. Рад быть повидать вас, Элеонора, – тут он прикоснулся пальцем к краю обвисшей шляпы, – мистер Беджер, – и вышел прямиком под дождь, жалкий и непривлекательный, будто черепаха в фанерном панцире, хлоп-хлоп-хлоп по спине: «ОСВЕЖАЕТ КРОВЬ! ОСВЕЖАЕТ КРОВЬ! ОСВЕЖАЕТ KPОВЬ!»
Со следующего дня он решил оставить рекламную кампанию – по крайней мере, до приезда Бендера. Стоя под проливным дождем, чувствуя себя полным ничтожеством в глазах Элеоноры Лайтбоди (а настоящие магнаты кукурузных хлопьев тем временем уютно расположились у себя в офисе или на яхте, поручив подчиненным выстраивать в бакалейных лавках пирамиды из упаковок), Чарли пережил своего рода откровение. Суть его сводилась к следующему: что толку? Бендер собирался вернуться через неделю, он прислал два письма: из Гэри, штат Индиана и из Галены, штат Иллинойс. Заказы текли рекой. Вот и хорошо. Через неделю у них соберется достаточно денег, чтобы открыть нормальную фабрику, с настоящим экспертом вместо потасканного самозванца Букбайндера, и дело пойдет. Чарли решил, что о рекламе он вспомнит тогда, когда у них будет что продавать. А пока пусть Бендер сам таскает щиты, если ему охота.
В конце недели Бендер вернулся и расположился в «Таверне Поста» точно Цезарь, возвратившийся с победой из Галлии. Как всегда предпочитающий все самое лучшее, свой приезд он отпраздновал обедом, пригласив на него Чарли и дюжину наиболее преуспевающих граждан Бэттл-Крик, которых обхаживал еще с осени. Прежде чем приступить к обеду, Бендер произнес цветистую речь (риторические фигуры с анекдотами пополам), изложив перспективы «Иде-пи» и похваставшись значительными суммами, уже полученными авансом на изготовление самых революционных хлопьев для завтрака в истории Бэттл-Крик, а значит, и всей Америки; поведал своим друзьям и близким знакомым, собравшимся на пир, какие дивиденды могут им принести акции нового предприятия, если они озаботятся приобрести их прямо сейчас.
Чарли никогда еще не видел своего партнера в таком блеске. Бендер в пух и прах разнес и конкурентов, и тех, кто не верил в успех, полагая, что рынок готовых завтраков уже переполнен, и тех робких, недальновидных людей, кто по-прежнему живет в девятнадцатом веке, кто в свое время побоялся вложить деньги в замыслы Форда или в «Стандард Ойл», в трамваи или в телефон. Но Бендер не только обличал, о нет, это было бы недостаточно тонко для него. Он в совершенстве владел искусством убеждения и виртуозно соблазнял слушателей своим товаром. Заметив хоть искру сомнения в их глазах, Бендер мгновенно менял тембр голоса, убеждая, воркуя, увещевая; он даже пустил по кругу свой гроссбух с записями о 32 000 аванса. Когда гости покончили с поданными на закуску хлопьями «Иде-пи» (то есть обжаренными кукурузными хлопьями Келлога, которые на глазах у всех высыпали из новехоньких упаковок «Иде-пи») и перешли к омарам и жаркому, Бендер получил принципиальное согласие от всех, за исключением одного упрямца, и три уже подписанных чека уютно устроились в его бумажнике.