Дорога на Вэлвилл

Свободная любовь.Эта фраза повисла над столом, будто нечто материальное, пульсирующее, испускающее свет. На миг все онемели. Уилл мысленно перебирал все, что слышал об эксперименте Синклеров, об этой общине – его информация сводилась к вычитанному из газет. Эти люди купили довольно большое здание в Инглвуде, служившее раньше начальной школой, и организовали колонию, следуя социалистическим принципам – объединили имущество сорока членов-основателей, свободомыслящих, вегетарианцев, сторонников единого налога, суфражисток, всяких там профессоров, разоблачителей капитализма и поборников социализма. Пресса вовсю раздувала тему свободной любви (Синклеры проповедовали эту идею), и подписчики в долине Гудзона, а также за ее пределами, с трепетом воображали себе сцены полуночных свиданий и жен, доступных каждому, кто ищет их благосклонности. Любители подглядывать в замочную скважину здорово возбуждались от подобного чтива, но вскоре здание по неизвестным причинам сгорело дотла, и на том дело и кончилось. Потом Уилл с Элеонорой приехали в Санаторий и увидели Мету Синклер – словно Офелия, она скользила по залу с естественной, врожденной грацией, волосы вольно струились по плечам, взгляд кошачьих глаз был устремлен вдаль, к неведомому сиянию. Уилл попытался вообразить эту женщину, миссис Синклер, Мету, в объятиях мужчины, ее тело, высвобожденное из любимых ею развевающихся юбок и накидок, и почувствовал, что шалеет от представших перед ним видений.

– Вздор! – рявкнул Беджер. – Эптон – выдающийся, прогрессивный человек. Поборник вегетарианства. И заслуживает не меньшего уважения, чем любой из присутствующих за этим столом. Да, он солнцепоклонник – или, скорее, эту веру исповедует Мета, а он следует за ней, – но кто из нас не любит солнце? И я солнцепоклонник, и даже столь авторитетный специалист, как наш доктор Келлог, категорически высказывается в пользу солнечных ванн, а это по определению подразумевает избавление от всяких предметов портновского искусства. И он предписывает не только солнечные ванны, но и другие формы светотерапии. Неужели доктор Келлог мог бы предложить нам что-то хоть самую малость непристойное?

Миссис Тиндермарш побледнела. От волнения она не смела поднять глаза на Беджера и адресовала свой вопрос тарелке:

– Но, право же, мистер Беджер, – проблеяла она голоском, который, казалось, застревал у нее в горле, – как насчет обвинения в… в свободной любви? Разумеется, в цивилизованном обществе… – Фразу она так и не закончила.

Беджер не смутился:

– Совершенно не обязательно малевать свободную любовь одной лишь черной краской, миссис Тиндермарш. На самом деле корни этого явления – в движении феминисток. Вы когда-нибудь задумывались о том, что традиционный брак, – его глазки цвета грязи на миг метнулись к Уиллу и тут же прочь от него, – представляет собой своего рода тюрьму – я имею в виду, для женщины. Мужчина вправе удовлетворять свои прихоти, но если женщина решится завести любовника – боже, наш президент не сможет спокойно спать по ночам.

Элеонора приветствовала эту великолепную речь легким, взмывающим вверх смехом; Харт-Джонс присоединился к ней, смачно хохоча на свой ковбойский манер.

– Женщины в оковах! – выкликал он, задыхаясь от собственного остроумия. – Белые рабыни!

Не обращая на него внимания, Беджер гнул свою линию:

– Супруги Синклеры – как я уже сказал, я знаком с ними обоими и люблю и ценю их как близких друзей и единомышленников – осознали, что человек должен идти туда, куда влечет его любовь, и что не любовь достойна осуждения, а ревность. Любовь дает нам все права; брак, подлинный брак, современный брак, не должен отнимать ни одного из них.

Произнося эти слова, Беджер, казалось, исподтишка изучал Уилла. Внезапно Лайтбоди почувствовал прилив раздражения. Что он хочет всем этим сказать? Что я насильно удерживаю Элеонору? Что мне следует делить ее со всеми, словно мы – предназначенный для совокупления скот?

– Осмелюсь возразить, – каркнул Уилл.

Сидящих за столом, кажется, даже несколько напугала хрипота у него в голосе. Прежде чем Уилл сам осознал, о чем будет говорить, он уже начал страстный монолог в защиту супружеской верности, во славу любви, предлагаемой как дар, нераздельный и совершенный как для дающего, так и для принимающего. Но даже во время этой речи он с ужасом вспоминал об Айрин.

– Ерунда! – припечатал Беджер, отметая его слова одним взмахом руки. – Сплошная болтовня, набор банальностей.