Дорога на Вэлвилл

Чарли кивал, выдавливая из глотки невнятный звук, долженствовавший означать согласие. Он сам думал в этот момент только о деньгах, прикидывая, удастся ли ему настолько отсрочить окончательное разоблачение, чтобы успеть выжать из тетушки еще что-нибудь – и плевать ему на любовь, благодарность и восьмую заповедь в придачу. Кое-чему Бендер все-таки его научил: не допускай, чтобы угрызения совести мешали осуществлению твоих планов. Если в Чарли оставалось еще нечто мягкое, беззащитное, податливое, нечто человеческое – Бендер выдернул это и закалил в огне своего цинизма.

– А как поживает мистер Бендер? – расспрашивала миссис Хукстраттен, похлопывая Чарли по руке и высовываясь из окошка, словно впитывая в себя дивный и прекрасный вид города, будто пилигрим, достигший святилища. – Такой душевный человек. И столь проницательный.

Проницательный. Да уж, тут не поспоришь. По сравнению с ним изобретатель таблеток для улучшения памяти – жалкий слепец. С самого начала, в тот миг, когда Чарли случайно познакомился с Бендером на вечеринке у миссис Хукстраттен, тот узрел внутренним оком шаткое здание «Иде-пи», возведенное на гнилых столбах, узрел молокососов и простачков, выстраивающихся в очередь отсюда (и Чарли первый из них) и по всей стране вплоть до Бэттл-Крик; он заранее рассчитал день, когда добыча окажется достаточно большой, чтобы на том и покончить дело. Дорого бы Чарли дал за капельку подобной проницательности.

– Чарльз!

– А?

Амелия рассмеялась.

– Это из-за бизнеса ты сделался таким рассеянным? Я спрашивала о твоем партнере, мистере Бендере. Как он поживает?

– Прекрасно! – забулькал Чарли. – Потрясающе. Лучшего и желать нельзя. Правда, сейчас его нет в городе, – поспешно добавил он. – Он в Сент-Луисе. Расширяет наш бизнес.

– Как жаль, – пробормотала миссис Хукстраттен. Экипаж свернул на Вашингтон-авеню, и впереди показались огни Санатория. Огромное, горделивое здание, шесть этажей, сплошь залитых электрическим светом, торжествующим победу над вечерними сумерками. – Я так мечтала снова увидеть его. Впрочем, полагаю, он скоро вернется? – Скоро? О да, вернется, конечно же. Через несколько дней. Или через недельку. Вы же понимаете, трудно заранее сказать, сколько времени займет коммерческая поездка. Надо ковать железо, пока горячо.

Он путал и увиливал, но миссис Хукстраттен ничего не замечала. Она наконец увидела вблизи Санаторий и испустила в знак восхищения негромкое мурлыканье, крепко ухватив при этом Чарли за руку.

– Это он и есть, правда? – вскричала она (ответа не требовалось). – Я уже столько раз видела его на картинках и на открытках. «Славный Храм на горе» – это и есть Храм, ведь верно? – Вне себя от восторга, она вслух рассуждала о своих недугах – воспалении языка, опоясывающем лишае, нервном зуде. Чарли получил еще несколько драгоценных секунд, чтобы изобрести какое-то извинение и удалиться, прежде чем придется помогать вносить вещи в Санаторий, разыскивать ее комнату, распаковывать багаж, а потом и остаться на обед, принять участие в беседах и сплетнях, после чего снова провожать тетю в комнату. Покачивание коляски. Перестук копыт. Электрические огни все ближе.

– Доктор Келлог – святой, – тараторила миссис Хукстраттен. – Даже не понимаю, как тебе настолько повезло – подружиться с представителем столь выдающейся семьи. Это его сын или сын его брата?

Она выдержала паузу. Ловушка приоткрылась. Чарли пришлось войти в нее.

– Его сын, – беспомощно отвечал он. – Сын доктора.

– Кажется, в одном из писем ты упоминал, что его зовут Джордж? Ведь так – Джордж?

– Да, – дрожащим голосом подтвердил Чарли.

– Ну да, правильно – Джордж, я прямо-таки мечтаю познакомиться с ним – и снова повидать его отца! Я тебе рассказывала, что впервые я увидела доктора Келлога на его лекции в Манхеттене три года назад – или четыре? – тогда он говорил о пище как о наркотике, и я помню каждое слово, точно это было вчера. Мэг Разерфорд как раз… Господи, да мы уже приехали!

Да, они приехали. Коляска остановилась, кучер спустился на землю. Привратник Санатория и двое коридорных набросились на приезжих, как стая шакалов.

– Послушайте, тетя, я должен вам кое-что сказать, – попытался вымолвить Чарли. Слова застревали в глотке.

– Смотри-ка! Это же очаровательная миссис Кормьер, с которой я познакомилась в поезде, – она села в Чикаго. – И, высунув голову из окошка, крикнула: – Эге-ге-гей, Уинифред!

– Я… э… мне надо спешить. То есть – я не могу провожать вас дальше. Я бы рад, честное слово, но мне надо поскорее вернуться. Фабрика, финансовый отчет…

На миг все словно замерло. Привратник, коридорные, кэбмен сделались неподвижными, будто статуи, высеченные из камня. По ту сторону ограды разом затихли голоса игравших в крикет; Уинифред Кормьер, в некрасивом платье, но щедро одаренная выпуклостями, застыла у дверцы экипажа, остановившегося перед их кэбом, вытаращилась в изумлении. Миссис Хукстраттен удивленно глядела на Чарли, уголки ее губ задрожали.

– Не можешь проводить меня? – повторила она. – То есть как это?