Дорога на Вэлвилл

Остальные глядели на него, побледнев от ужаса. Только один, недавно вошедший в семью мальчик из Западной Виргинии, едва ли шести лет от роду, светловолосый, с наивным личиком, подхватил свою вилку (вероятно, думая, что это такая игра) и стал отбивать такт вместе с Джорджем, выкрикивая тоненьким нежным голоском: «Мяса и картошки! Мяса и картошки!»

Никто бы не упрекнул доктора за быстрое и решительное подавление мятежа, но Келлог никогда не был сторонником насилия. Он не желал применять силу, не хотел идти на поводу у животных страстей – и он сдержался. Доктор стоял неподвижно, пока светлоголовый малыш не ощутил его присутствие и не поперхнулся, оборвав очередной выкрик на середине, пока Ханна Мартин не схватила Джорджа за руку, пока все дети не поникли под неумолимым взглядом Келлога. Затем доктор повернулся на каблуках и, высоко вздернув голову, вышел из комнаты. Джордж. На такое способен только Джордж. В течение месяца – даже дольше – он ничего не брал в рот, абсолютно ничего, насколько можно было судить – а уж доктор позаботился, чтобы за мальчишкой наблюдали денно и нощно. Джорджа заставляли садиться за стол вместе со всеми и подавали ему ту же самую пищу, что и остальным. Он ни к чему не притрагивался. Тупо сидел над тарелкой, и мимо него, день за днем, проносили яйца, овощи, молочные блюда, подвергшиеся обработке зерновые, вкусные приправы. Мальчик никогда не отличался крепким сложением, а теперь он быстро превращался в скелет, скрепленный лишь суставами и мышцами, и кожа туго обтянула его череп. Доктор был встревожен, чувство вины ворочалось где-то в самой глубине его души, и все же он и не думал уступать. Джорджу придется либо есть что дают, либо умереть от истощения. Одно из двух.

Ночь понемногу смыкалась вокруг доктора Келлога, и, хотя уже било четыре часа и близился рассвет, он уступил сну. Он почувствовал, как понемногу соскальзывает во тьму, лицо Джорджа сливалось с лицом его жены, с лицом покойного отца, с лицом забытого пациента… Он почти достиг желанной гавани, почти уснул, как вдруг глухой, раскатистый шум потряс дом, словно барабанная дробь рока. Резко выпрямившись в постели, мгновенно проснувшись, Келлог прислушался: кажется, все-таки гром. Настойчиво шелестя, шел дождь, и этот звук был похож на шипение масла на раскаленной сковороде. Словно тысяча американских поваров с лужеными желудками разом принялась поджаривать соленую свинину и оладьи. Келлог напрягал слух, ловя еле слышный шорох, мгновенный, резкий щелчок спички, чиркающей в темноте.

Вот тут-то он и припомнил, каким было лицо Джорджа, когда мальчик наконец принялся за еду. Без всяких объяснений и извинений. Склонился над завтраком (каша из таро и бисквит из клейковины) с таким видом, будто ничего и не произошло, будто он и накануне вечером ел ужин, а перед тем – обед и все остальные пропущенные им трапезы, будто и не нарушался строгий учет – столько-то фунтов прибавлено в весе, столько-то раз очистился кишечник, столько-то – мочевой пузырь. Вспыхнув от волнения, кусая губы, Ханна Мартина побежала за доктором, оторвав его от размышлений над научными заметками и завтрака. Джордж даже не поднял глаз, когда доктор вошел в комнату. Глаз он не поднимал, и все же лицо его выдало. Истощенный, измученный, глаза кажутся слишком крупными для своих орбит, а на лице – торжество. Герой, победитель, уже не мальчик – мужчина, настоявший на своем.

* * *

Одна бессонная ночь не могла подорвать силы такого физиологического совершенства, как доктор Джон Харви Келлог, однако около трех часов дня он почувствовал, как убывает обычная стремительность, словно его связали невидимыми путами. Доктор сидел за столом, с удовольствием припоминая только что осуществленное особенно удачное удаление «узелка», подкрепляя свои силы стаканом горячего свекольного сока и набрасывая схему нового тренажера, на котором можно будет подвешивать вниз головой пациентов с проблемами кровообращения. В дверь постучали. Доктор с трудом скрыл свое раздражение, когда Блезе выскочил из своего уголка, словно охотничий пес, восклицая:

– Это миссис Лайтбоди – консультация назначена на три пятнадцать.

Решительно надвинув на глаза козырек, доктор встал. Блезе отступил от двери, пропуская Элеонору. Доктор прикидывал, когда он в последний раз видел эту пациентку, кто записал ее на консультацию – и по какому поводу. Келлог оказался совершенно не готов к зрелищу, которое предстало перед его глазами. Да, в дверях кабинета стояла Элеонора Лайтбоди, но она превратилась в призрак, исхудала, съежилась, глаза потускнели, платье висело на ней как на вешалке. Приветливая улыбка замерла на лице доктора. Блезе скромно потупил взгляд. Сколько времени прошло с последнего осмотра пациентки? Неделя? Две? Доктор ощутил укол страха, его даже в жар бросило – неужели они теряют и эту больную? – но, не подавая виду, он вышел из-за стола, взял миссис Лайтбоди за руку и усадил в кресло.