Дорога на Восток 1 (СИ)

— И как же ты понял, что совершаешь ошибку? Что на самом деле поступаешь вопреки нравственному долгу?

Телемах озадаченно моргнул. Он никогда не задумывался об этом. Да и что вообще такое “нравственный долг”? Для солдата всё очень просто — в любой миг он должен быть готов умереть ради своей страны. Вопрос скорее заключался в том, чтобы понять, где “свои”, за которых и нужно отдавать жизнь, а где “чужие”.

— Возможно, вс"e дело в справедливости… — предположил Телемах. — Я подчинялся приказам, пока знал, что они справедливы.

— Но как только ты почувствовал, что к тебе относятся несправедливо, ты начал сомневаться?

— Справедливость бывает разная, — признался Телемах после некоторого раздумья. — Вот, например, командир отругает тебя, что у тебя меч не начищен, а ты только что с дозора вернулся и у тебя просто времени не было… — это несправедливо, но правильно. Тут никаких обид или претензий. На то ты и солдат, чтобы за оружием следить.

— Ну а что же тогда по-настоящему несправедливо?

— А по-настоящему несправедливо, когда командиры говорят про доблесть, честь и отвагу, но солдатам не позволяют эти качества проявлять. Когда солдат должен подчиняться какому-то олуху, который из лука и за десять шагов не попадет и копья в руке сроду не держал…

— А просиживал все дни в библиотеке, читая какие-то нужные книжки? — понимающе поддакнула Артемисия.

— Да ладно бы книжки, — угрюмо возразил Телемах. — А если это лавочник или мытарь? Заработал он денег, оббирая и обманывая честных людей, завел себе приятелей, раздавая деньги направо и налево. А теперь сидит в Народном собрании или вообще получил должность притана и начинает приказами сыпать. Вот что такое несправедливость!

— Как, например, господин стратег? — уточнила Артемисия.

— Моего отца он победил бесчестно! — отрезал Телемах.

При этих словах незнакомец с любопытством покосился на спартанца.

— Я не знала об этом, — сочувственно произнесла Артемисия. — Я слышала про поединок господина Алексиуса и Брасида, но не знаю, что там произошло…

— Стратег нанес моему отцу подлый удар, а затем просто ждал, пока он истечет кровью, уклоняясь от настоящей схватки.

— Твой отец — знаменитый спартанец… — сказала девушка после некоторого молчания. — Все говорили, что он был великим воином.

Телемах приосанился и кивнул.

— …но стратега никто никогда великим воином не называл, — добавила Артемисия.

Незнакомец, ехавший рядом, будто бы ухмыльнулся.

— И разве было справедливо ставить такого прекрасного бойца, как Брасид, против неумелого противника? — спросила девушка.

Телемах скривился. Как она умудрилась всё вывернуть и извратить! Он насупился и замолчал.

— И что же такое тогда справедливость? — продолжала размышлять Артемисия вслух. — Вот ты, Телемах, ты считаешь себя справедливым?

— Я стараюсь быть таким.

— Быть может, каждый считает себя справедливым?

— Возможно… — пожал плечами Телемах.

— Почему же в мире так много несправедливости, предательства и злобы, если каждый считает себя хорошим и справедливым?

— У каждого своя правда, — предположил Телемах. — То, что кажется благом для одного, для другого оказывается злом и несправедливостью.

— Так и чья же правда — настоящая? Воина или купца? Эллина или перса? Как ты понимаешь, за чью правду стоит отдать свою жизнь?

— Правда — то, чему меня учили в детстве… — с сомнением протянул Телемах.

— А господина Бесса учили в детстве совсем другому, — заметила девушка, глядя на прислушивающегося к разговору перса. — Не так ли?

Тот лишь недоуменно передернул плечами и покосился на своего молчаливого спутника.

— Но раз вы стали врагами, значит, кого-то из вас учили неправильно? Разве нет? Кто-то неизбежно ошибается!

— Правда в силе! — решительно заявил Бесс. — Кто силен, тот и прав, а все эти разговоры не имеют смысла!

— Но ведь все же знают, что дважды два — это четыре и что солнце встаёт на востоке. Как бы ни был силен тот, кто утверждает обратное, он ошибается. Даже если он соберет войско и разобьет армию тех, кто с этим не согласен, дважды два все равно будет равно четырем… Даже если уничтожить всех, кто думает иначе, вс"e равно! Пройдут годы, может быть, века, но люди рано или поздно поймут, что было ложью, а что истиной.

— Какая разница, что поймут или не поймут люди через сотню лет, — проворчал Бесс. — Важно, что происходит сейчас! Нужно просто остаться в живых, и если для этого нужно будет сказать или поверить в то, что дважды два равно пяти, я колебаться не буду!

— А ты веришь, что мир создан богами? — спросила Артемисия у перса.

— Разумеется, — фыркнул он, — Да славится сила и могущество Ахурамазды!

— Но раз мир создан божеством, то и истина имеет божественную природу, не так ли?

— Возможно… — неуверенно протянул Бесс, чувствуя какой-то подвох.

— …и получается, что человек, который отвергает истину, идет против воли божества… Против космического совершенства. И никакая человеческая сила тут не поможет. Ложь всегда остается ложью, а зло — злом.

— Но боги-то разные! — возразил Бесс. — Правда Ахурамазды отличается от вашей эллинской правды, охраняемой Зевсом.