Кевин очнулся на пятый день. Как и предыдущие, этот день был холодным, пасмурным и унылым; серые струи дождя жидким свинцом падали с неба. Постель и простыни были серыми и холодными, одежда тоже была сырой и липкой, и казалось, что и мозги тоже отсырели и покрылись липкой гадкой плесенью. Кевину показалось, что все вокруг стало таким же блеклым и бесцветным, как и погода за окном. Все мускулы ныли. В желудке что-то сердито бурлило и булькало. Голова болела и, казалось, соображала как-то не так. Кевин сильно подозревал, что накануне в таверне он оставил себя в дураках, но не знал, каким образом. Его тело было вылечено, но, похоже, что его разум все еще страдал от ран. Заполненные дождем и бездействием дни сделали Кевина мрачным и одновременно упрямым.
Кевин надел серые и холодные ботинки, поеживаясь от сырости и время от времени замирая, ожидая, пока комната перед глазами перестанет покачиваться. Ему хотелось согреться и что-нибудь съесть... внезапная мысль о еде... ладно, с этим можно было подождать до тех пор, пока не успокоится желудок. Сначала куда-нибудь в теплое место; Кевин, похоже, в последнее время утратил способность согреваться без огня. И во всем виноват этот проклятый дождь, пришедший с гор. Здешние духи бурь, вероятно, были по характеру более злобными и хладнокровными, чем морские. Кевин ни разу не видел, чтобы кто-нибудь молился им или воздавал почести. Неудивительно, что погода взбесилась и испортилась. Эта горная стран оказалась слишком дремучей и отсталой.
В самой большой комнате казармы - в холле - наверняка жарко горит огонь в камине, но Кевин чувствовал себя там неуютно. При его появлении стражники как-то напряженно смолкали, беседа замирала, стражники бросали на него взгляд, неловко отводили глаза. За его спиной изредка раздавались смешки, центром которых был Брекен.
По крайней мере, в "Голубом Кабане" было тепло и уютно. Кевин отыскал туда окольную дорогу, которая вела его по искривленным аллеям и покосившимся ступенькам, по узким улочкам, где нависающие вторые этажи домов служили небольшой защитой от дождя. В гостинице всегда было жарко натоплено, а эль был холоден и приятен на вкус. Добрая компания всегд приветствовала его и находила сердечное словцо. Чем чаще Кевин заказывал эль, тем больше друзей оказывалось за его столом. Но там всегда был и Брекен, этот самодовольный осел!
Кевин чувствовал, что ему придется слегка осадить это ничтожное собачье дерьмо, слегка стукнув ему между ушами. Мужества, чтобы сойтись с ним лицом к лицу, у Брекена не хватало, и он только злобно насмехался над Кевином за его спиной. Маленький шакал в большой стае! Храбрый лай с безопасного расстояния! Молодец на овец, а на молодца... Ладно, поглядим, как смело он себя поведет, когда окажется лицом к лицу с предметом насмешек.
Кевин закончил одеваться, перебросил через плечо влажный дорожный плащ и спустился в холл. В холле было полно стражников, которые готовились к наступающему дню. Как обычно, в воздухе звучали шутки и смех.
- ...и вот его жена тяжело заболела и высказала свое желание быть похороненной на вершине Тибете Хилл, над рекой. Тут муж вскакивает на ноги и говорит: "Попроси сестру помочь тебе одеться, а я пойду запрягать лошадь!"
Снова раздался громкий смех, который сразу стих, лишь только Кевин показался в дверях.
- Брекен здесь? - спросил он во внезапно наступившей тишине.
Брекен поднял голову от шлема, который он чистил.
- Тебе что-нибудь нужно... рейнджер? - последнее слово он произнес, как обычно, с легким превосходством, а издевательская улыбка чуть тронул уголок его губ.
Кевин кивнул, сохраняя на лице выражение безразличия:
- Да... я хочу тебе сказать, что я не желаю тебе беды, Брекен, но когда ты сегодня вечером вернешься домой, то берегись, как бы твоя мать не вырвалась из свинарника и не укусила тебя за задницу!
Кевин ухмыльнулся в ожидании. На мгновение комната напомнила ему картину, которую он когда-то видел в городе: застывшие фигуры в полной тишине, которая нарушалась одним только потрескиванием огня в очаге. Лицо Брекена налилось багровой краской, он сжимал шлем в руках с такой силой, словно хотел выдавить на нем углубления при помощи одних пальцев. Он не отвечал, уставившись в полированную поверхность шлема.
- Если имеешь что-нибудь сказать обо мне, храбрый Брекен, - продолжил Кевин, - то, может быть, ты наберешься храбрости шепнуть мне пару слов снаружи, в темном переулке? Если ты умеешь писать, то можешь изложить свое мнение в письменном виде и послать его мне. Ну а если ты не умеешь писать, то вот тебе медяк, заплатишь писцу, - и Кевин бросил к ногам Брекен звякнувшую на каменном полу мелкую монету. Он ждал.