Дорога надежды

Корабль англичан превратился в черную точку на огненном горизонте. Они довольно долго просидели в таверне, пока сыновья госпожи Каррер зажигали фонари и свечи под потолком. Дни становились короче. Голоса сверчков и цикад в дюнах и на опушках леса звучали все реже и глуше. Все были уверены, что самое большее через день прибудет «Голдсборо», и уже завершали приготовления к отправке каравана. Весь груз, кроме нескольких тюков, содержимое которых зависело от прибытия судна, был собран, приготовления завершены…

— Однако мне надо найти секретаря, — заметил губернатор Патюрель.

— Что вы хотите этим сказать? — спросила Анжелика.

И тут она узнала, что Натаниэль де Рамбур отбыл вместе с английским кораблем. Он решил добраться до Нью-Йорка и поговорить с интендантом Молинесом о возможности вступить во владения своим наследством, состоящим из земель и ферм в провинции Пуату, во Франции.

Молодой человек, предупредив губернатора и господина де Пейрака о своих намерениях, попросил ссудить его некоторой суммой денег и подписать несколько кредитных писем, которые позволили бы ему достойно жить в Нью-Йорке и оплатить свой проезд на корабле и в почтовой карете, осуществлявшей регулярное сообщение между Бостоном и берегами Гудзона.

В самом деле, Анжелике показалось, что среди красных мундиров в шлюпке мелькнули одна или две пуританские шляпы, но она подумала, что это кто-то из валлонов или вальденсов, разочаровавшихся в здешних краях, решил вернуться в места своих прежних поселений, и была далека от мысли, что ее земляк из Пуату выкинет ей такой фортель.

— По крайней мере мог бы попрощаться! Какой он все-таки странный, этот Натаниэль!

На улице родители разыскивали Северину Берн. Узнав об отъезде молодого Рамбура, они забеспокоились: Северины нигде не было. Может быть, она спряталась где-нибудь в укромном месте, чтобы выплакать свою тоску.

— А если она решила уехать с ним?

Они ходили из дома в дом, спрашивали соседей и прохожих, и если вначале вопросы их звучали небрежно и шутливо, то постепенно, по мере получения сплошь отрицательных ответов, они становились все мрачней и раздражительней.

Габриель Берн, не справившись с очередным приступом ярости, едва не разбил свой фонарь. Он уже размахнулся, чтобы швырнуть его на землю, столь велик был охвативший его гнев.

Повернувшись, он заявил, что отправляется в порт, находит там лодку, баркас или яхту, неважно, лишь бы у ней был парус, и плывет на юго-запад. Если надо, он проведет на берегу зиму, но потом снова отправится преследовать эту маленькую потаскушку до самой Виргинии, до Бразилии, до Огненной Земли.

Она всегда была упряма и своенравна, всегда хотела быть мальчишкой. Ее учили, что женщине подобает вести себя пристойно и не высовываться. Но у нее перед глазами были и плохие примеры…

Анжелика проводила до дому трепещущую Абигаль.

— Я боюсь за Северину. Габриель сама доброта, но он не помнит себя в гневе и не осознает своей силы. Он становится неуправляем, когда дает волю своему гневу.

— Ну, я-то еще помню об этом! Ничего не бойтесь. Я поговорю с ним, мы не дадим ему уехать сгоряча… Если на то действительно будет необходимость, мы дадим ему спутника.

В открытую дверь освещенного дома раздался голос Северины, распевающей псалом 128 Saede exdugnaverunt me, положенный на музыку Клодом Гудимелем.

Много теснили меня от юности моей…

У нее был сильный чистый голос, во время воскресных служб она была запевалой в хоре.

Много теснили меня от юности моей, Но не одолели меня…

Комната была ярко освещена. Северина усадила маленькую Элизабет перед тарелкой молочного супа и вручила ей кусочек хлеба. Лорье расставлял миски к ужину.

Не переставая петь, Северина занималась заготовкой рыбы: помешивала половником, словно дирижерской палочкой, снимала пену с бульона, складывала тушки трески и скумбрии в кувшины с уксусом.

— Где ты была?

— Недалеко…

— Мы искали тебя повсюду.

— Зачем?

Лорье послали предупредить мэтра Берна.

Анжелика ушла успокоенная.

Она отправилась навстречу Габриелю Берну попросить его не разыгрывать из себя римского dater familias с дочерью. Ибо, охваченный волнением и гневом, он под горячую руку способен был высечь ее, хотя, как оказывалось, ее не в чем было упрекнуть. Она, конечно, успокоит его; к тому же ей очень хотелось спросить, на кого он намекал, говоря о «дурных примерах, которые были перед глазами дочери»… Она увозила девушку с собой в путешествие, чтобы немного развлечь ее, и не ее ли он имел в виду, бросая свои возмущенные слова?

Сзади нее послышались легкие шаги. Рука Северины легко скользнула ей на талию. Тонкий, окруженный звездами месяц изливал свой тусклый свет на землю и отражался в черных глазах девушки-подростка.

— Спасибо, — с чувством произнесла Северина.

— За что, дорогая?