Дорога навстречу вечернему солнцу

Повсюду валялись причудливые коряги. Фотография сохранилась: сидят на такой коряге две детсадовские воспитательницы, моя и Ленкина. До драки доходило, когда мы выясняли, чья воспитательница лучше. Если честно, что я до сих пор уверена, что моя и красивее, и вообще…

Зимой наш детский сад водили гулять на речку. Мы робели: под ногами несколькометровая прозрачная жуть. А если лечь на живот и всмотреться в глубину, то уже не страшно. Стукнешь камнем по льду – и в нем замирают разноцветные вспышки.

Вдоль берега тянулась высокая насыпь. С нее зимой каталось все детское население. Причем обычно – на кабарожьих шкурах, теплых и прочных, коих в каждом доме было навалом. Шкура уносила далеко, чуть не до середины реки…

Наводнение

То лето выдалось необычайно дождливым, и насыпь не уберегла село. Началось наводнение. Помню, папа поставил в сенях лестницу и ножовкой выпилил в потолке квадратную дыру. Через нее на чердак подняли узлы с бельем, книги, раскладушку…

В опустевшем доме стояли голые кровати, стол, шкаф. Началось великое приключение: мама, папа, сестра, я и приехавшая не вовремя погостить бабушка перебрались жить под самую шиферную крышу.

Снаружи творилось небывалое. Банька, у которой мы любили играть, стояла в низине, и теперь ее скрыло водой вместе с трубою. Все пространство над баней, нашим ручейком, дорогой и тропинками сразу за огородом превратилось в безбрежную – до самого аэродрома, бурлящую, мутную реку. По ней непрерывно плыли бревна, полешки дров, сено, деревья со вздыбленными корнями, ветхие стаечки, на которых кудахтали мокрые куры, а в одной плавучей избушке визжал поросенок.

Взрослые рассказывали потом, что утонуло трое людей. Два мужика поплыли к третьему, спасать самогон. Спасли и распили на месте. А на обратном пути не справились с управлением…

На крыше мы переночевали две ночи. На третий день наблюдали с крыши, как вода подбирается к нашему дому, перетекая через рядки с картошкой. Накопится в одной канавке, и – бульк, бульк – неудержимыми ручейками перетекает в следующую. Папа ходил по огороду в огромных резиновых сапогах, ставил колышки: «замерял уровень воды и скорость движения». Такими словами он объяснил нам потом, что делал.

Вода, дойдя до завалинки, остановилась. А вскоре потихоньку пошла назад, превратив огород в подобие дна осушенного моря: рядков не было. Всюду валялись, как маленькие осьминоги, красные и желтые картофелины, опутанные тиной.

Дома было сухо, но в подполье, сразу под крышкой, мерцала черная вода. Казалось – там дна нет.

Вечером мы с мамой пошли искать корову. За день до наводнения все коровы, переплыв реку, ушли в лес. И все собаки, что не были на привязи, убежали.

Мы шли берегом реи и ничего не узнавали! Очертания берегов изменились. Повсюду валялись жуткие деревья, вырванные с корнем, облепленные тиной. Те деревья что уцелели, выше роста взрослого человека были в грязи. Галька у реки была покрыта слоем серого ила. Появились незнакомые камни-великаны. Как в страшной сказке…

Корову мы, конечно, не нашли. Через день или два она пришла сама, с распухшим выменем, и ревела, как труба.

Золотая рыбка

В Алыгджере был клуб, где силами местной молодежи даже спектакли ставились. Мы, малышня, смотрели как-то «Сказку о рыбаке и рыбке».

Рыбка была толстая, в блестящем желтом платье. Нарисованное море волновалось, потому что кто-то за сценой отчаянно трепал край холста. А Дед с Бабкой ютились в избушке, сооруженной из старых рам, которая сильно напоминала чум.

Сказка очень понравилась, и долго снилась по ночам, особенно рыбкино платье.

Новый год

Алыгджерская школа была большая, трехэтажная, новая. На первом этаже был спортзал. Там и проводились новогодние праздники.

С чьей-то легкой руки любимым новогодним костюмом был «черт». Каждый год, несмотря на усилия учителей разнообразить костюмы детей, вокруг елки собиралась целая армия чертей: в черных трикотажных костюмах, с веревочными хвостами, рогами всевозможных размеров, с вымазанными сажей рожами. Черти, Дед Мороз и Снегурочка. Ничего себе Новый года, да?

Горы

Папа рассказывал: горы, особенно ближе к вершинам, все время разговаривают. Шуршат, нашептывают. Камни на открытых местах, обдутые ветрами, промытые дождями, шевелятся, сползают.… Нет-нет какой-нибудь камешек катится вниз, увлекая другие за собой, и замирает вдруг. Тут же неподалеку скатывается другой.… Бывают грозные камнепады, откалываются валуны и летят вниз, с диким грохотом, который повторяет многоголосое эхо…

По весне на крутых склонах выжигалась трава и ветошь. Когда сгущались сумерки, огонь жил в лощинах, длинных извилистых овражках и впадинах. Получалась необыкновенная картина. Издалека казалось, что гора изнутри наполнена огнем и стала трескаться, из каждой трещины вырывается пламя… Вот-вот она с небывалым грохотанием рухнет, раскатится на тысячи кусков…

А днем глядишь – стоит себе гора, как ни в чем не бывало, чернея выжженными квадратами…

Покос