Дорога неровная

Колька стоял, не понимая, куда ему идти. Всюду пар, пар, пар… И на Кольку прямо из пара накатил страх, он готов был уже умчаться вслед за мастером, но из белесых клубов вынырнул мальчишка, чуть пониже ростом Кольки в длинном фартуке до самого пола.

— Эй, — крикнул он хрипловато и шмыгнул носом. — Ты кто? Новенький? Тебя Проклятыч привел?

— Новенький, — лазгнул зубами Колька.

— А чего не работаешь?

— Н-не-е знаю, что делать…

— Ясно, я тоже не знал, что делать сперва. Проклятыч рази что скажет. Вот дерется он здорово, гляди, во, — мальчишка вздернул верхнюю губу и показал выбитый зуб, — это мне Проклятыч шандарахнул. А тебя как звать?

— К-к-ко-о-лька…

— Вот здорово! И я — Колька! Слышь, а ежели нас будут кликать, ведь мы не поймем, кого надо. Позовут меня, а прибежишь ты, надобно будет тебя, а прибегу я… Это, знашь, не нравится мне, за ошибку-то лишние колотки получать будем, — мальчишка деловито нахмурился.

— Не-е з-з-на-а-ю… — крупная дрожь била Кольку с головы до пяток.

— Придумал! — он дернул себя за белесый вихор. — Я — Колька-светлый, а ты — Колька-черный. Идет? Слышь, а хошь по-улошному будем звать? Как тебя дразнют?

— Колька-глаз.

— А че? Тоже хорошо, — одобрил прозвище новый знакомый. — Слышь, а давай вместе работать будем, так веселее. А?

— Ага…

Новый товарищ вдруг забеспокоился, зашептал скороговоркой, потянул Кольку, ухватив его за рукав, в глубь парного облака:

— Айда остюда! Погоняло идет! Увидит, что не работаем — даст прикурить?

— Какой погоняло? — удивился Колька, покорно следуя за товарищем. — А курить разве здесь можно?

— Да не курю я, — отмахнулся досадливо новый дружок, Колька-светлый. — А вот кто такой погоняло, ты и сам скоро узнашь, сегодня брат Проклятыча в нашей смене, он живо все объяснит.

Светлый потащил Кольку через пар, и они вынырнули у самой машины. Рабочий накидал им в подставленные фартуки мокрой пряжи столько, что голова у Кольки оттянулась от врезавшейся в шею лямки фартука, вниз. А товарищ его шустро побежал на другой конец цеха, поманив Кольку за собой.

К полудню Колька еле передвигал ноги, а новый друг весело посвистывал. Он хоть и был меньше ростом Кольки, но мускулистей, ухватистей и шире в плечах. А погоняло, дюжий парень, ходил по пятам, покрикивал:

— Давай-давай, пошевеливайся, дармоеды чертовы!

Вдруг погоняло исчез, и Светлый зашептал Кольке в ухо:

— Слышь, давай присядем, я место знаю.

Он потащил Кольку под чердачную лестницу, где стояли какие-то мешки. Ребята спрятались за мешками. Светлый вытащил из кармана штанов газетный сверток, где была краюха хлеба с круто посоленными кружками лука и чеснока. Он разломил ломоть пополам и подал один кусок новому дружку. Колька принял угощение и благодарно улыбнулся. Отец велел ему придти на обед в чесалку, да вот ноги Кольку не несли уже. Съев свою долю, Колька задремал и сквозь навалившийся сон слушал шепоток:

— На чердаке, говорят, черти водятся, а наш погоняло, брат Проклятыча, говорят, с ними заодно. Он часто на чердак ходит, а потом выходит оттуда пьяный и злой, как черт, ведьмы, говорят, его так гоняют, что он пьяным становится. У него, говорят, и плетка из чертова хвоста.

— Да ну… врешь, небось, не из чертова. А почему мастера Проклятычем зовут? — язык у Кольки заплетался.

— Ей-бо, не вру! — забожился Колька-светлый. — А Проклятычем его прозвали за то, что вредный он ужасно, каждого рабочего штрафами так обдирает, что от получки ничего не остается, ну, рази что в кабак его сводить, так полегче будет. А дерется он не хуже своего брательника, — это было последнее, что Колька услышал, проваливаясь в сон, как в пропасть.

И приснилось Кольке, что спустился с чердака черт и давай хлестать его с товарищем своим хвостищем. Колька закричал во сне, открыл глаза и увидел перед собой погонялу, здоровенного детину с рыжей курчавой бородой и закрученными вверх усами. Он был пьян и поднимал руку для нового удара. Светлый вжался спиной в мешки, у него из носа текла кровь.

— Ах вы… — детина длинно выругался и хлестнул Кольку по плечу. Парнишка закричал, хотел вынырнуть из лестничного закутка под рукой погонялы, но тот был опытен, отшвырнул Кольку обратно на мешки и начал хлестать с плеча обоих мальчишек по лицу, рукам…

Но им все-таки удалось убежать. Колька-светлый с ужасом в глазах вскочил, увернувшись от очередного удара, бросился вперед и головой угодил мучителю в живот. Он охнул, согнулся пополам, опустил руку, а ребята разом выскочили из закутка, захлебываясь слезами, побежали к ватерам.

Колька, став рабочим, почувствовал, что в семье к нему стали относиться по-особому, с уважением. А когда он принес домой первый заработанный рубль — как раз половину после вычета погонялой штрафа, мать даже испекла по этому случаю любимый Колькин яблочный пирог, и за обедом ему впервые первому из всей семьи положили громадный кусок пирога, лишь потом — отцу, и тот не возразил. И Колька понял: он стал тоже добытчиком, как старшие, он тоже — рабочий человек, и что к человеку, имевшему деньги, относятся иначе, чем к тому, у кого их нет.