Дорога Отчаяния (ЛП)

Но оно напрямую касалось Микала Марголиса, который внезапно понял очень многое о господине Иерихоне. Кроме того, он понял, что даже все навыки фрилансера не позволят ему убежать от своего пленителя. Поэтому он покорно шел за ним, удаляясь от Стальграда и приближаясь к Дороге Отчаяния.

Шемякин суд собрался на складе Раджандры Даса средь ящиков нута, дара Конкордату от Меридианской Ассоциации Уличных Торговцев. Оглядевшись, Микал Марголис узнал Манделл, братьев Галлацелли, Сталиных, Женевьеву Тенебра, держащую шар с призраком мужа — и даже отец и дочь Голубая Гора были здесь. Он содрогнулся. Это было все равно как если бы его судило составленное из привидений жюри. Затем он увидел Персис Оборванку.

— Персис, что все это значит, объясни. — Она смотрела в сторону. Господин Иерихон зачитал формальное обвинение. Затем он спросил обвиняемого, сознается ли тот в своих преступлениях.

— Скажи мне, мертва ли моя мать? — спросил в ответ обвиняемый.

— Мертва, — сказал Раэл Манделла–старший.

— Это хорошо. Я бы не пожелал ей присутствовать при этаком.

— Признаешь ли ты свою вину? — спросил господин Иерихон.

— Да по всем пунктам.

И присяжные согласились. Все. Даже Персис. Даже призрак.

— В таком случае вы знаете, что делать, — сказал господин Иерихон и Микал Марголис в первый раз увидел веревку. Когда его вели к самодельному эшафоту, сооруженному из пары складских стремянок, он не ощущал ни ярости, ни ненависти, но лишь безграничное отвращение от того, что человеку, завоевавшему Корпорацию Вифлеем Арес, суждена такая постыдная смерть. Петля легла ему на шею.

— Неужели ты ни в чем не раскаиваешься? — спросила Женевьева Тенебра, скрюченное бледное создание, герметический троглодит. — Не чувствуешь ничего к бедному Гастону?

Это был бедный Гастон? Развратный бездельник.

— Я тогда был молодой, — сказал он. — Обезумевший, запутавшийся. Бывает. — Он взглянул на Персис Оборванку и вытянул перед собой руки. — Смотри, Персис. Не дрожат. — Вигиланты связали эти твердые руки и заспорили, какое отпущение следует произнести над его обреченной душой. Микал Марголис качался на вершине стремянки и чувствовал, как в нем нарастает бешенство. Какой идиотизм!

— Вы закончили? — заорал он.

— Да, благодарю вас, — сказал господин Иерихон. — Вздернуть его.

Раджандра Дас пинком вышиб лестницу из‑под Микала Марголиса. Микал Марголис почувствовал, как железный кулак пытается оторвать его голову от тела, затем услышал щелчок («моя шея, моя шея!»)… и рухнул на солому.

— Чертова веревка! — закричал кто‑то. Микал Марголис перекатился на живот, поднялся на ноги и, выставив голову, по–бычьи атаковал выключатель. Помещение погрузилось во тьму, раздались вопли, а одна из игл господина Иерихона ободрала ему кожу на щеке. Микал Марголис наощупь выбрался на улицу и зигзагами, как перепуганная курица, помчался в направлении решетчатых ворот Стальграда.

— Помогите, помогите, убивают! — вопил он. Сотрудники службы безопасности высыпали из своих будок, наставив на улицу дула винтовок. Господин Иерихон неторопливо прицелился и опустил оружие.

— За пределами радиуса поражения. Мне очень жаль. Слишком много препятствий.

— Ублюдку удалось сбежать! — рыдала Женевьева Тенебра.

— Второй раз! — сказал Раджандра Дас, наблюдая за стражниками, распахнувшими ворота, чтобы впустить беглеца.

— А третьему не бывать, — сказал господин Иерихон. Никто не понял, что он имел в виду.

51

Смысл замечания господина Иерихона прояснился 12 ноября, во вторник, когда Корпорация Вифлеем Арес сокрушила Конкордат.

Операция была проведена безупречно, а иного от Корпорации Вифлеем Арес нельзя было и ожидать. Они точно знали, куда идти и кого брать. Они врывались в дома, пробивались через забаррикадированные комнаты, атаковали гостиницы, бары и конторы. Забор не удержал их, и они ринулись на улицы Дороги Отчаяния на своих черно–золотых броневиках. Воздух разорвали очереди МФБС. Доминик Фронтера и его полицейские были бессильны что‑либо изменить. Черно–золотые налетчики разоружили их и заперли в собственной тюрьме. С прочими, пытавшимися сопротивляться, обошлись менее деликатно. Некоторым прострелили колени или локти. Везунчики отделались пальцами, размозженными прикладами МФБС. Людей вытаскивали из гостиниц и приютов и бросали на колени у стены, руки за голову, а младшие менеджеры, из тех что пьют идиотские напитки из бананов и тапиоки, указывали на организаторов и представителей секций. Некоторых увезли в черно–золотых броневиках. Некоторых отпустили. Особых смутьянов просто прислоняли к этой самой стене и пускали пулю в глаз. Их дочерям, женам, любовницам и матерям оставалось только выть в бессильной ярости. Сотрудники службы безопасности Компании ворвались в пристройку Бара/Отеля Оборванки и арестовали трех из пяти членов комитета и двух ни в чем не замешанных паломников, чтобы сошлось число. Пленников оттащили на задний двор и расстреляли между пивными бочками и ящиками. Затем охранники облили пристройку керосином и подожгли ее.