Дорога Отчаяния (ЛП)

— А, привет, — сказала фигура в белом и шагнула из света в зеленоватый полумрак, оказавшись не таинственным ангелом, а мужчиной средних лет в грязной парче. — Чего застряли‑то?

54

Его звали Жан–Мишель Гастино, «известный также как Удивительная Язва, Мастер–Мутант Искрящегося Сарказма, Мгновенная Отповедь, некогда Самый Саркастичный Человек в Мире», и он любил поболтать. Трое беглецов, сидящих в его хижине меж корней, не возражали против этого, поскольку за болтовней он не забывал жарить яичницу с грибами.

— Многие годы назад был своего рода знаменитостью — когда мир был помоложе, ездил со странствующими театрами, ну да вы знаете — «Чудеса Небес и Земли», «Величайшее Шоу в Мире» и все такое; там был я (Удивительная Язва), Леопольд Ленц, карлик–шпагоглотатель, ростом метр десять, а шпаги глотал по полтора метра; Танкверей Боб, оборотень, еще пара ребят, имена которых я не могу припомнить, словом, обычный состав. Обычно я показывал, как могу одним голым сарказмом убивать тараканов и сдирать краску со стен — довольно тривиальные задачи — пока как‑то раз один поэт, здоровенный парень, большой, как пивная бочка, рыжебородый, так вот он пришел и говорит, что он де Величайший Сатирик, Которого Только Знал Мир, а я говорю: нет пути, сынок, я при рождении был одарен сарказмом; вы, конечно, слышали о людях, которые родились с таким властным голосом, что никто не мог их ослушаться? Ну вот, а я был одарен силой сарказма и насмешки; знаете ли вы, что в двухлетнем возрасте, когда дети говорят всякое, чтоб заставить друг друга реветь, я говорил такое, что на других детях появлялись небольшие порезы? Уж наверное не знаете. Так или иначе, назначили дуэль на сарказме, а местом проведения выбрали богатый, роскошный отель… половина округа собралась туда… чтобы сделать рассказ покороче (а это всегда было для меня проблемой, потому что меня всегда немного заносит), перейдем сразу к делу. Как только я начал обрабатывать этого парня, поэта, все его тело пошло широкими глубокими ранами, кровь хлынула, мне бы тут остановиться, да где там — я не мог, сарказм овладел мной, я продолжал, и кровь пошла уже у публики, все давай кричать, рвать на себе волосы — а что до здоровяка, то он весь превратился в одну сплошную рану и рухнул мертвым, где стоял. Тем дело и кончилось, но чего я не знал, так это того, что парень этот был кто‑то вроде местного героя, и черт побери, все тамошние жители кинулись искать меня — с ружьями, собаками, соколами и охотничьими пумами, и я, конечно, совершенно перепуганный, кинулся бежать, и бежал, бежал, пока не оказался здесь.

Я сказал себе: Жан–Мишель Гастино, ты слишком опасен для людей, чтобы жить среди них; если этот твой язык снова выйдет из‑под контроля, может погибнуть множество людей; так что я принес обет, что Удивительная Язва, Мастер–Мутант Искрящегося Сарказма и Мгновенная Отповедь должны исчезнуть; я проведу остаток дней, как одинокий отшельник, никому не причиняя вреда и сторонясь компании своих сородичей. Как вы догадываетесь, деревья к сарказму глухи. Их чувства слишком глубоки, чтобы их могли ранить простые слова. В общем, как вы можете убедиться, я оказался здесь, в сердце леса, под Древом Мирового Начала. В те времена Чаща Госпожи была дружелюбным местом, здесь водились птицы, валлаби, бабочки и прочие твари, не то что сейчас, когда пришли солдаты; кто только мог додуматься воевать в Лесу Хрисии? Уж точно не Жан–Мишель Гастино: я вам так скажу, с тех пор как они явились, это место погрузилось во тьму. Вы понимаете, о чем я, вы видели вблизи; лес обладает своего рода… умом, корни и ветви переплетаются, все дела, связи и связность, так я говорю, каждое дерево вроде элемента в сети; в прошлом месяце, во время большой драки у Беллвезера снесли множество высших когнитивных уровней, и лес опять скатился в глубокую дремоту. Как бы то ни было, я соскочил с темы.

Маленький человечек подал омлет с грибами и матэ.