Дорога Отчаяния (ЛП)

— Оттуда лучше видно, — сообщил Вдохновение Кадиллак, торопя Таасмин Манделлу вверх по лестнице на балкон. В кольце озадаченных горожан Таасмин Манделла разглядела механические конечности, отражающие свет закатного солнца. Бедные Чада Непорочного Изобретения стояли на коленях перед сетчатой оградой, окружающей строительную площадку Сталелитейной Компании Вифлеем Арес. Воздух наполняло гудение их бинарных мантр, их неуклюжие руки, копирующие движения кранов, дышали истовостью. Каждые несколько секунд какое‑нибудь Бедное Чадо покидало своих единоверцев и, игнорируя многочисленные предупреждения о том, что ограда под током, прижимало металлические протезы к сетке. Шипел электрический разряд, летели искры, верующий стонал и бился в религиозном экстазе. Затем он возвращался на место и продолжал распевать 10111010101111000001101101010, а к сетке отправлялся следующий.

— Что они делают? — спросила Таасмин Манделла.

— Мне кажется, это очевидно, Госпожа. Это поклонение.

— Строительной площадке?

— Как стало известно, среди низших слоев Города Веры распространилось пророчество. В нем говорилось, что Корпорация Вифлеем Арес возводит здесь не что иное, как родильный дом, если можно так выразиться, для Стального Мессии, Освободителя, Машины с Человеческим Сердцем, которая освободит механизмы из тысячелетних уз плоти.

— И поэтому они молятся… груде фундаментных блоков и котлованам?

За сеткой толпились закончившие смену рабочие, глазея на охваченных экстазом дамблтонианцев.

— Именно. Стройплощадка святое, благословенное место грядущего рождения.

Таасмин Манделла еще раз посмотрела на поток Бедных Чад, стремящихся принести себя в жертву на электрическом заборе.

— Это отвратительно, — прошептала она.

Из толпы мирян донесся вопль.

— Смотрите! Это она! Серая Госпожа!

Головы повернулись, пальцы указывали на нее. Бедные Чада приостановили Поклонение Проволоке и навели металлические глаза на балкон. Молодая женщина со стальной грудью и левой ногой вскочила и закричала:

— Послание! Дай нам послание!

Мантра мгновенно распространилась по рядам верующих.

— Послание! Послание! Дай нам послание! Послание! Послание! Дай нам послание!

Пять тысяч глаз распинали Таасмин Манделлу.

— Они ждут, что ты возглавишь их, Госпожа, — прошептал Вдохновение Кадиллак.

— Я не могу, — прошептала Таасмин Манделла. — Это отвратительно. Мерзость, идолопоклонство…. Это не истинная духовность, не истинная вера… это нужно прекратить.

— Ты их лидер, их духовная владычица, их пастырь, проводник и сознание. Ты должна вести их.

Песнопения достигли уровня исступления. Две с половиной тысячи топающих ног сотрясали землю.

— Нет! Я отказываюсь! Это гнусно! Я не тот Бог, которому они должны поклоняться, я отвергаю их. Я не просила вас идти за мной, я служанка Благословенной Госпожи, а не дамблтонианцев, я дитя Панарха, а не Бедное Чадо Непорочного Изобретения. — Она пыталась проглотить эти слова, но они сами срывались с ее губ, как птицы. — И не твое, Эван Пэ Дамблтон!

Неожиданно она как будто оглохла. Она всмотрелась в живой глаз Вдохновения Кадиллака и увидела такую ненависть, что поперхнулась.

«Неужели он всегда так ненавидел меня?», подумала она, и тут же поняла — да, ненавидел, с того самого момента, как коснулся ее руки в яме у железной дороге, Вдохновение Кадиллак ненавидел ее и завидовал ей, ибо она была истинным сосудом Господа, а не таким, как он — самодельным и самозваным. Он ненавидел ее духовность, ибо сам желал мирского, ряженного в одежды святости. Он завидовал ей, ненавидел ее, каждым своим действием он подчинял ее, разлагал ее и поглощал.

— Как же ты должен меня ненавидеть, — прошептала она.

— Прошу прощения, Госпожа? Я не вполне расслышал. Какое послание дашь ты своему народу? Люди ждут.

Голос его так и сочился лицемерием.

Таасмин Манделла сжала левую руку в кулак. Ее нимб засверкал интенсивным голубым светом.

— Мы враги, Вдохновение Кадиллак, Эван Дамблтон, как бы ты не прозывался — ты враг мой и враг Господа. Это послание я должна дать твоему народу?

Речитатив верующих барабанил ей прямо в душу.

— Да! Нет! Скажи им вот что. Я была избрана святой Катериной и стала ее эмиссаром в мире людей, ибо после семи сотен лет, которые она провела как святая машин, она желает привести людей к Богу. К Богу, а не к фабрике. Скажи это своим верным.

Она спустилась с балкона и удалилась в личные апартаменты. Оказалось, что иметь врага так же приятно, как и иметь друга. После многих бесплодных лет она чувствовала осмысленность и значение своих действий. Она была крестоносцем, бойцом на войне, ангелом с пылающим мечом. Это было приятное чувство. Очень приятное чувство — гораздо более приятное, чем дозволено пророчице Благословенной Госпожи.

41