Дорога Отчаяния (ЛП)

— Хитро придумано, — сказал Раэл–младший. — Они использовали пропеллеры, чтобы создать нисходящий поток.

— Я хочу домой, — отозвался мальчик с большими планами на будущее.

— Шшш. Это же интересно. — Через минуту после открытия грузовых отсеков облако превратилось в толстый слой оранжевой дряни на красной поверхности Великой Пустыни.

— Я хочу домой, мне страшно, — повторял мальчик, который собирался стать богатым и знаменитым. Раэл–младший разглядывал дюны и высокие сухие плато, но видел только, как лихтеры один за другим покидают формацию.

— Я видел достаточно. Можем идти.

Дома они застали па в необычно приподнятом настроении.

— Идите сюда и взгляните на это, — сказал он, ведя сыновей на маисовое поле. — Что скажете? Раэл–младший вспомнил кристалл сульфата меди, который он вырастил в школе, но эта штука была полметра в длину и имела тускло–черный цвет с налетом ржавчины. Кроме того, она росла из середины маисового поля, чего не стал бы делать ни один кристалл сульфата меди. Лимаал Манделла изрек с ноткой гордости в голосе:

— Думаю, можно закопать его в качестве сувенира.

— Что это такое?

— Вы что, радио не слушали? — Это кристалл железного ферротропа! Ребята, мы с вами живем в самом центре самой большой в мире бактериологически активной зоны! — Они не могли понять, чем их отец так доволен. — Если вы возьмете бинокли и отправитесь на утесы, вы увидите эти штуки, растущие из песка по всей пустыне до самого горизонта. Кристаллические ферротропы! Вот как Корпорация Вифлеем Арес вытянет из песка все железа — с помощью бактерий, крохотных живых существ, которые едят бесполезную ржавчину и испражняются вот такими штуковинами. Умно? Блестяще! Это делается впервые — здесь, в Дороге Отчаяния! Никогда раньше такого не было. Мы первые!

— А что это такое вывалилось из лихтеров? — спросил Каан. Раэл–младший тычком заставил его замолчать, прежде чем он проболтался об экспедиции в Стальград, но па был слишком ослеплен сиянием технологии, чтобы замечать такие мелочи.

— Споры микробов. Вот что это было — споры микробов. Но знаете, что самое удивительное? Эта… зараза — я думаю, можно так ее назвать — поражает только ржавчину, только и исключительно оксид железа. Ничего больше не трогает: можно идти по пустыне километры и километры и километры — и не будет никакого вреда. Вифлеем Арес распылили эти споры на двадцать километров во все стороны отсюда. Я слышал, как один строитель сказал, прежде чем они уехали — богатейшее месторождение на всей планете.

— А этот как тут оказался? — Раэл–младший наклонился, чтобы рассмотреть инопланетную тварь, устроившуюся в кукурузе.

— Должно быть, железо было глубоко под почвой. Какие‑то споры занесло сюда и они принялись за ржавчину. Да что там, у Эда Галлацелли такие растут прямо из крыши сарая.

— Ого! Можно пойти посмотреть? — спросил Каан.

— Конечно, — сказал Па. — Я тоже пойду. Возьмем бинокли и залезем на утесы. Все уже там, любуются представлением. Идешь, Раэл–младший?

Раэл–младший не пошел. Он ушел в дом, читать книгу про поезда, а когда отец, брат, мать, дедушка и бабушка вернулись, полные впечатлений от зрелища громоздящихся кристаллов, прущих из песка, вырастающих, вырастающих, вырастающих до десяти, двадцати, пятидесяти метров, прежде чем рухнуть под собственным весом, он притворился, что играет с кошкой, но на самом деле он ненавидел их — отца, брата, мать, бабушку, дедушку, потому что не знал, как ненавидеть пилотов и проектировщиков, так сокрушительно изменивших его вселенную. Он не понимал, откуда взялась эта ненависть, почему он чувствует себя уничтоженным, опустошенным и подавленным. Он попытался рассказать об этом брату, матери, даже витающему в облаках отцу, но они не понимали, что он имеет в виду — никто из них, даже мудрая Ева Манделла с мудрыми руками старой ткачихи. Единственным человеком во всей Дороге Отчаяния, кто мог бы понять душевную боль Раэла–младшего, была его тетушка Таасмин, которая одна знала, что значит проклятие непостижимой мистической судьбы.

43

Сирены взвыли в шесть часов шесть минут.

Они ревели, как ангельские трубы. Они ревели, как летние шторма ревут в вышках насосов и в красной черепице. Они ревели как Глас Судного дня, как лопающиеся небеса, как дыхание Панарха, вдыхающего жизнь в безжизненную материю.