Дорога перемен

Яблони быстро распространились на Запад. Яблоня вырастает из семени. Бросьте семечко яблока в землю, и через пару лет у вас будет молодое деревце. В детстве я помню, как на фермах друзей моих родителей яблони появлялись повсюду, где только находилось свободное место. Деревьям очень доставалось от коров, которые обрывали их листву, а через несколько лет они вырастали выше самих животных и уже роняли плоды на их спины. Потом коровы сбивались в стадо и поедали сладкие яблоки, неумышленно высаживая новые семена. На нашем собственном коровьем пастбище выросла яблоня, которая давала яблоки, красные как пламя, а пироги с ними были такими же вкусными, как с «макун». Я так и не понял, что это за сорт, и не выставлял его на продажу… А если бы выставил, возможно, сегодня был бы намного богаче.

Упоминания о яблоке можно встретить в древнескандинавской мифологии, в греческих мифах и сказках. Отец рассказывал мне все эти сказки. Об отравленном яблоке Белоснежки, яблоке греха, которое вкусила Ева. В скандинавском эпосе богиня молодости Идун хранила ящик с яблоками, а когда боги вкушали их, то вновь обретали молодость. До самого начала девятнадцатого века в Англии в честь яблонь давались салюты, чтобы обеспечить обильный урожай. А в Новой Англии, когда юные девушки чистили яблоки, они бросали длинную кожуру через плечо и смотрели, какая сложится буква, — на такую букву и будет имя будущего жениха.

В этом месте я прошу Хадли, который закончил профтехучилище Минитмен вместе со мной и с тех пор работает у меня в саду, передать мне яблоки. Когда эти дети сами ощутят, каков вкус того, что могут вырастить терпеливые человеческие руки, — они все поймут лучше всяких слов. Я открыт для любых вопросов, мне не жалко поделиться знаниями. Вот лекции я читать не умею, но отвечать на вопросы — это совсем другое дело. Я всегда лучше умел слушать, чем говорить.

— Вы принимаете на работу? — спрашивают дети. — Ваша ферма достигает уровня безубыточности?

Один прилежный ученик задает вопрос о достоинствах прививки черенками в сравнении с прививкой почками — я только два года назад узнал, как это называется научным языком. Но больше всего мне понравился вопрос, который задал мальчик, сидящий на задней парте в последнем ряду и не проронивший ни звука. Я спрыгиваю с возвышения, иду по проходу, наклоняюсь к нему. Он заливается краской.

— Ты хочешь что-то спросить? — понизив голос, интересуюсь я, чтобы никто больше не слышал. — Я же вижу, что хочешь.

Это видно по его глазам.

— А какие ваши любимые? — спрашивает он, и я понимаю, что он имеет в виду.

— Эзоп Шпиценбург, — хотел бы я сказать. Но этот сорт уже почти не выращивают. Поэтому приходится ответить «Джонатан». Этот вопрос я так и не задал своему отцу, когда он произносил эту речь в мою бытность студентом.

Затем я отсылаю Хадли назад с машиной. Мы же с Джоелен, которая сейчас преподает в этом техникуме математику, а когда-то была моей первой девушкой, идем прогуляться по городу. Больше всего нам нравится китайский ресторанчик, в Стоу такой еды не попробуешь. Я заказываю для своей спутницы коктейль «Май тай», который приносят в фарфоровом кокосе с двумя розовыми зонтиками, а себе коктейль, который, по слухам, любили Моэм и Фицджеральд — «Страдающая сволочь». Когда Джоелен отпивает немного коктейля, она забывает причины, по которым меня ненавидит, и, как и в минувшем году, скорее всего, мы оба окажемся на заднем сиденье ее «Форда-Эскорт», на учебниках и счетах, впившись друг в друга и пытаясь вернуть прошлое.

Я не люблю Джоелен. И никогда не любил. Именно поэтому, наверное, она думает, что ненавидит меня.

— Ну и чем ты занимался, Сэм? — интересуется она, склонившись над крылышками жареной утки по-пекински. Она на год моложе меня, но, насколько я помню, всегда выглядела на тридцать.

— Подрезал деревья. Готовился к осеннему наплыву посетителей. В конце сентября мы открываем доступ в сад широкой публике. Иногда за воскресенье я могу разбогатеть на целую тысячу долларов на ящиках яблок, свежевыдавленном сидре и оптовой продаже вермонтского чеддера по розничной цене.

Джоелен выросла в Конкорде, в одной из трех или четырех семей, которые ютились в автоприцепах. Она приехала в Минитмен учиться на стилиста. Джоелен отлично делает маникюр.

— Еще не вывел свой сорт?

Несколько лет я работаю в теплице, прививаю и расщепляю почки в надежде вывести нечто по-настоящему удивительное — яблоко, которое перевернет мир. Свою собственную форму генной инженерии. Я пытаюсь возродить сорт «Эзоп Шпиценбург» или что-нибудь подобное — дерево, которое бы хорошо росло и было более приспособлено к нашему климату, чтобы на этот раз оно так быстро не выродилось. Мне непонятно, интересуется Джоелен всерьез или подтрунивает надо мной. Я всегда плохо разбирался в людях.

Джоелен опускает палец в соус, поданный к утке, и не торопясь начинает облизывать его. Потом протягивает ко мне руки.

— Ничего не замечаешь?