Дорога перемен

Добежав до машины, я не узнаю наш «Эм-Джи»: мы не опустили крышу, поэтому весь автомобиль в мелу. Пыль оседает на одежде, забивается между пальцами, и нам приходится усиленно моргать, чтобы она не попала в глаза. Пыль продолжает лететь, рассеиваясь от места сноса подобно радиоактивным осадкам. Мы с Ребеккой опускаем крышу — впервые с тех пор, как купили машину.

Я знаю, что должна получить от Джоли письмо, но мне что-то не хочется бродить по улицам Миннеаполиса. А если еще какое-нибудь здание упадет? Я предлагаю Ребекке сперва позавтракать.

За картошкой с беконом я сообщаю Ребекке, что мы едем в Айову. К месту, где разбился самолет. Я говорю, что давно об этом думала. А поскольку мы уже здесь… можем поехать посмотреть на обломки. Насколько я знаю, они до сих пор разбросаны по полю.

Я жду, что она станет возражать.

Ребекка не говорит того, что я ожидала услышать. По сути, даже не сопротивляется. Может быть, Джоли прав и она созрела для этого. Дочка спрашивает:

— А почему они до сих пор там?

37 Ребекка

Дядя Джоли, когда мы вернулись в Калифорнию после авиакатастрофы, посоветовал маме записаться в группу аутотренинга для женщин, подвергающихся насилию в семье. Он сказал, что когда тебя окружают люди, которые живут такой же жизнью, как и ты, то чувствуешь себя увереннее, — и, как всегда, мама ему поверила.

Это была хорошая мысль. Она ничего не сказала отцу, а поскольку я была еще маленькая, она брала меня с собой. Мама забирала меня из школы, и мы отправлялись на сеанс терапии. Там было семь женщин. Я со своими игрушками лазила по полу у них под ногами. Иногда рыжеволосая женщина с броскими украшениями поднимала меня на руки и говорила, что я красавица; мне кажется, именно она и была психологом.

Больше всего мне нравилось начало сеансов: почти всегда плачущие женщины поднимали одежду и показывали следы от ударов и синяки в форме чайников и пеликанов. Другие женщины что-то мурлыкали в ответ или касались менее болезненных синяков. Они надеялись излечиться. Такие, как моя мама, у которых не было физических следов насилия, рассказывали свои истории. На них дома кричали, их унижали, не обращали на них внимания. Уже в таком нежном возрасте я узнала разницу между физическим и словесным насилием. Я таращилась на ссадины и шишки избитых женщин. Мама всегда что-то рассказывала. Я считала, что нам, в отличие от остальных, еще повезло.

Через несколько недель мама перестала посещать сеансы. Она сказала мне, что уже все в порядке. Сказала, что нет смысла туда ходить.

Мама не стала поддерживать дружбу с этими избитыми женами. Так, встретившись при странных обстоятельствах, мы больше никогда с ними не виделись.

38 Джоли

Милая Джейн!

Возможно, ты не захочешь этого слышать, но ядумал отом, почему Ребекка выжила.

В тот день, когда самолет разбился, ябыл вМексике. Переводил документы инков — кажется, что-то касающееся Грааля. Язнал, что вы живете умамы; язвонил тебе туда пару дней назад. Как бы там ни было, япозвонил узнать, как дела, аты стала жаловаться на то, что сделал Оливер. Ты сказала, что он натравит ФБР, ихотя яуверял тебя, что унего нет таких связей, ты ответила, что завтра утром посадишь Ребекку на самолет.

— Ты дура, — сказал ятебе. — Неужели ты не понимаешь, что отдаешь свой козырь?

Тогда ты не поняла, что яимел ввиду, но, сдругой стороны, ты не можешь взглянуть на Ребекку моими глазами. Японял это вту же минуту, как впервые взял ее на руки еще крошкой: она принадлежит тебе, она — это ты. Всю свою жизнь ябезуспешно пытаюсь объяснить людям удивительную комбинацию элементов, которая иесть моя сестра. Инеожиданно, даже не прилагая усилий, ты сотворила свою точную копию. Отправить ее кОливеру означало дважды совершить одну иту же ошибку.