Дорога по облакам

Она провела месяц в дороге не ради того, чтоб обольщать ссыльного принца с его свитой. Она тряслась в поезде и ехала в верблюжьем караване не для того, чтоб папкин бунтарь положил на нее глаз.

Эвглин просто хотела вернуться домой.

Когда колдун признался, что у него нет способа путешествовать между мирами, Эвглин едва не потеряла сознание: нахлынувшее на нее чувство опустошенности было глубоким и острым. Она так и останется в этом мире, никогда не вернется, все напрасно, никогда не вернется… Эвглин наверняка упала бы на каменистую землю перед колдуновым бассейном, если б не давнее упрямство и вечное желание показывать себя сильной, а не слабой.

— Я не собираюсь никому нравиться, — твердо сказала Эвглин и добавила: — Я приехала сюда не за этим.

Глаза колдуна снова вспыхнули жаркими угольками, словно он одобрял сказанное. Нет, все-таки он жуткий тип. Вроде бы Харвиса ванн Рейна нельзя было назвать некрасивым: если вдуматься, вполне привлекательный, даже интересный мужчина. Но у Эвглин от него бежали мурашки по спине и ноги делались слабыми. А ведь придется жить с ним в этом шатре!

Эвглин вдруг снова захотелось заплакать. Она прошла такой длинный путь, а этот человек перед ней ничем не может помочь и наверняка не понимает ее обиды и боли.

— Разумный подход, во многом, — заметил Харвис. — Но вы очаровательная юная леди, и здешнее общество не оставит вас без внимания.

Да уж, Эвглин понимала, о чем он говорит. Чем дальше от цивилизации, тем активнее становились мужчины. Караван-баши, здоровенный черноволосый толстяк с кудрявой бородищей, перевитой жемчужными нитями, сказал прямо: озолочу, осыплю каменьями, только приди. На привалах и ночевках Эвглин не расставалась с ножом — спасло только то, что в верблюжьем караване ехало несколько офицеров на Большую Заставу.

— И все же, — сказала она, — вы знаете, зачем я здесь.

Харвис одобрительно улыбнулся. Улыбка придала его бледному лицу какое-то загадочное очарование, и Эвглин впервые подумала, что великий и ужасный колдун не настолько ужасен, как о нем говорили в Эльсингфосской академии.

— Скажите мне вот, что, — произнес Харвис. — Вы на самом-то деле будете учиться магии? Просто я должен знать, что с вами делать и как себя вести.

— Собираюсь, конечно, — ответила Эвглин, и улыбка колдуна стала еще мягче. «Он что… стесняется?» — удивилась она и добавила: — Мало ли, вдруг я все-таки не смогу вернуться домой? Надо же будет как-то жить.

Харвис ободряюще дотронулся до ее запястья, но тотчас же убрал руку. «На самом деле смущен!» — Эвглин тоже растерялась, не совсем понимая, что делать.

— Разумный подход, — кивнул колдун. — Как вас зовут на самом деле?

Эвглин тоже улыбнулась. С колдуном лучше подружиться. Она уже поняла, что в здешних краях одинокой девушке придется худо без покровителя.

— Дома меня звали Ангелина Шувалова, — ответила она. — Но Эвглин мне больше нравится.

— Ангелина Шувалова, — задумчиво повторил Харвис, будто пробовал чужое имя на вкус. — Нет, Эвглин все-таки звучит лучше.

Эвглин неопределенно пожала плечами. Колдун вдруг устало усмехнулся и спросил:

— Я вас пугаю, да?

Эвглин отвела взгляд и кивнула. Когда в одном из учебников она увидела упоминание о множественности обитаемых миров и принялась расспрашивать куратора, то тот побледнел и несколько раз махнул рукой над лысой макушкой, отпугивая нечистого. Эвглин, конечно, не сдалась и продолжала наседать. Тогда куратор рассказал, что на южной границе в добровольной ссылке живет великий колдун, чье величие можно сравнить лишь со страхом, который он наводит на всех, кто слышит его имя, и лучше бы Эвглин не задавать о нем вопросов.

Зато обитатели общежития оказались более разговорчивыми. Студенты рассказали Эвглин столько историй об изгнанном чародее, что несколько ночей она спала, не гася лампу. И вот сейчас Харвис ванн Рейн стоял почти вплотную…

— Да, пугаете, — призналась Эвглин. От колдуна пронзительно и остро пахло сухими травами, и Эвглин вдруг рассмеялась. — Но я уже мылась в вашем бассейне, а вы застегнули мне юбку, так что бояться, наверно, уже поздно.

Жуткий флер вокруг колдуна, созданный страшными сказками и надеждами Эвглин, развеялся.

— А главное, совершенно не нужно, — сказал Харвис. — Что, в академии обо мне много болтают?

В вопросе прозвучала далекая, почти неразличимая надежда.

— Очень много, — призналась Эвглин. — Например, что однажды вы вызвали джинна и запечатали его в винной бутылке.

— А, это была простая шалость, — рассмеялся Харвис. — Бутылка в итоге попала на стол ректору, и он открыл ее во время значительного застолья. Джинн, понятное дело, все там разнес.

— Еще мне рассказывали, что вы ходили на кладбище, срезали жир с заложных покойников, — продолжала Эвглин. — И воровали хорошие детские сны, насылая кошмары. А еще, что вы управляете птицами и болотной навью… в общем, много чего.

Некоторое время они молчали, просто глядя друг на друга, а затем Эвглин призналась:

— Это ведь не имеет значения.