Дорога розового клевера (СИ)

Как часто они с Кассианом лежали без сна, слившись друг с другом, переплетясь, как морской узел, так что тончайшее лезвие самого искуснейшего из магических клинков не способно было бы пройти между ними, рассечь единство тел, как ни одно заклинание не смело разрушить слияние их душ. Как воскрешали потаенные мечты в те мгновения, когда рвалось наружу живительное семя и разливалось в глубинах плодотворным теплом.

Они ступили на этот путь неожиданно, скоропостижно, но встретили там друзей, свою семью, готовых идти с ними нога в ногу и быть рядом, когда придет время. Для своих детей Неста и не могла просить о большем, но судьба даровала любовь и ей – любовь всех этих фэйцев, любовь ее близких.

– Добавила побольше шоколада – того самого, что ты так любишь. Со Двора дня. Сам Хелион позаботился и доставил его с крылатой почтой, как он ее называет. Послал своего любимого жеребца, и все для тебя, представляешь? – Элейн опустилась рядом, шелестя юбками, легкая и неслышная, как кружащаяся в воздухе цветочная пыльца, и протянула Несте блюдце с куском шоколадного торта, каким можно было бы накормить целую армию.

Неста все гадала, было ли дело в Азриэле, или Элейн всегда ступала так тихо, что не услышали бы даже притаившиеся во мхах лесные фэйри? Она вдруг подумала, не стали ли ее собственные шаги громыхать, как летняя гроза, стоило их с Кассианом узам окрепнуть, а душам стать одним целым? Поглядывая на свой громадный живот и лодыжки, отекшие совсем по-человечески, Неста страшилась узнать наверняка.

– Сластолюбец ждет не дождется попасть в первый ряд в ту минуту, когда я приложу детей к груди, – покачала головой Неста и с удовольствием подумала о другом таком любителе, который намедни выделывал до того дивные фортели, что Неста до сих пор ощущала ненасытность его удивительного рта.

Элейн залилась румянцем – не то от слов о Верховном правителе союзных земель, не то от мысли, чем ее сестрица занимается наедине со своей истинной парой. Милая, нежная Элейн. Неста думала, осознает ли та, что их с Азом молчаливые переглядывания всегда говорили больше, чем всем кругом хотелось знать? Дворянское воспитание, заложенное женщинами семьи Арчерон и няньками, не позволяло делиться друг с другом сокровенным даже теперь, когда, казалось, ничего прежнего в них не осталось – никаких материнских наказов, никаких наставлений гувернанток.

Зато братья выбалтывали друг другу все, и Несте оставалось только надеяться, что Кассиан все-таки приберег парочку-другую тайных знаний для себя одного. Теперь, глядя в глаза Элейн, что таили память о вещах, которых даже Несте не хватило бы смелости представить, она понимала, что сестра думала о том же.

– Достаточно крема? – спросила Элейн и еще сильнее покраснела. – Я имею в виду… в торте. Это новый рецепт.

– Ни один кондитер на Континенте и даже при Дворах и в подметки тебе не годится, – заверила Неста и увидела мелькнувшее на хорошеньком лице сестры удивление. Неста засмеялась: – Я редко раздаю комплименты. Зато всегда искренне.

Элейн тоже улыбнулась и, взяв Несту под руку, положила голову ей на плечо. От близости сестры в груди потеплело, как в детстве, когда Элейн посреди ночи прокрадывалась в ее спальню и ныряла под теплую перину, а Неста баюкала пугливую малышку, охраняя сестринский сон, и шептала про крылатых коней, хрустальные дворцы в облаках и благородных принцев. Порой сама не смыкала до утра глаз и за завтраком совсем не благородно клевала носом, вызывая раздражение матери, но чувствовала себя защитницей, отважной героиней полюбившихся сказок.

В другие ночи они вместе с Элейн засыпали у колыбели Фейры, не желая пропустить тот миг, когда она вырастет, словно наутро розовощекая малышка в кружевном чепчике могла проснуться взрослой. Потом они всегда пробуждались в своих постелях – это отец относил их, и Неста помнила запах заморского табака и специй от его жилета; помнила, как он нес ее на руках, а затем наклонялся, чтобы поцеловать в лоб. Пятилетняя девочка, какой она тогда была, считала, что отец от всего их убережет.

Неста сжала руку Элейн, мягкую, несмотря на мозоли от упорной работы в саду, и пахнущую жасмином. Отец всегда любил жасминовый чай, вспомнила Неста, с сахарными кренделями, которые продавались на Континенте в жестяных банках с изображениями торговых городов. В такой же банке Фейра потом прятала вырученные за волчьи шкуры монеты.

Теперь она шла к ним навстречу, улыбаясь так широко, что этой улыбкой можно было бы согреть человеческую деревеньку в чудовищную вьюгу.

– Дай, думаю, принесу вам крендельки, – добродушно сказала она, передавая Элейн плетеную корзинку, и уже собиралась сесть рядом со средней сестрой, но Неста протянула младшей руку и усадила подле себя. Они все смотрели вдаль, но Фейра переплела их с Нестой пальцы, а Элейн все так же прижималась к сестре с другого бока.