Дорога шамана

Воин смерил меня взглядом. А в следующее мгновение сильно ударил по лицу. Я предвидел его намерения и мог бы увернуться или хотя бы наклонить голову, чтобы смягчить удар. Я не ожидал такого поворота событий, но инстинкт подсказал, что мне придется принять это оскорбление. Щека горела, на губах появилась кровь, но я не издал ни звука, продолжая глядеть Девара в глаза. Я видел, как помрачнел отец, стоявший у него за спиной, но в его взгляде я прочитал гнев и гордость одновременно.

— Мой сын не трус и не слабак, Девара. Он достоин твоих уроков.

— Увидим, — спокойно проговорил воин, посмотрел на женщин и что-то рявкнул на своем языке. Затем он снова повернулся к моему отцу. — Они пойдут с тобой, возьмут плату и вернутся в наш дом. Сегодня.

Он бросал отцу вызов, словно проверял, не усомнится ли он в его честности. А действительно, выполнит ли Девара свою часть сделки, когда получит обещанную плату? Отцу удалось изобразить на лице удивление.

— Разумеется.

— В таком случае твой сын останется со мной. — Он наградил меня еще одним оценивающим взглядом, но на этот раз мороз пробежал у меня по коже. Я подчинялся суровым приказам отца и вынес все наказания и физические испытания, которым меня подвергал сержант Дюрил, однако взгляд Девара обещал мне нечто по-настоящему ужасное. — Забери его лошадь, кинжал и саблю. Оставишь его со мной. Я буду его учить.

Думаю, если бы в тот момент я мог, не унизив нас обоих, попросить отца расторгнуть сделку с Девара, я бы это сделал. Когда я отстегнул ножны с кинжалом, у меня появилось ощущение, будто меня раздели догола. Все тело онемело, а в голове крутилась единственная мысль: чему такому особенному может научить Девара, если гернийский полковник оставляет меня безоружным со своим древним врагом. Отец взял мой кинжал без единого слова. Он всегда говорил, что кидона умеют выживать в самых сложных ситуациях и обладают поразительной способностью видеть врагов насквозь и что это самое могущественное оружие, о каком только может мечтать солдат. Но с другой стороны, о жестокости кидона ходили легенды, и мне было известно, что у Девара на правом плече есть шрам от железной пули. Мой отец стрелял в него, потом надел кандалы и держал в качестве заложника несколько последних месяцев войны короля Тровена с кидона. Только благодаря усилиям врача каваллы Девара остался в живых после ранения и последовавшего за ним отравления. Я задавался вопросом, что сейчас им движет — долг отцу за проявленное им милосердие или желание отомстить.

Я расстегнул потрепанный ремень со старой кавалерийской саблей. Обмотав ножны ремнем, я протянул свое оружие отцу, но Девара неожиданно выхватил саблю у меня из рук. Я едва удержался от того, чтобы попытаться вернуть ее назад. Мой отец спокойно смотрел, как кидона вытащил саблю из ножен и провел большим пальцем по боковой поверхности клинка.

— Там, куда мы направляемся, она тебе не поможет, — презрительно фыркнув, сказал он. — Оставь ее здесь. Возможно, когда-нибудь ты за ней вернешься.

Ухватившись за рукоять, он с силой вонзил клинок в землю. Когда воин убрал руку, я подумал, что моя старенькая сабля похожа на надгробие. Девара бросил ножны в пыль, и внутри у меня все похолодело.

Отец попрощался со мной лишь взглядом, и в его глазах я прочел: «Надеюсь, что смогу тобой гордиться, сын». Затем он вскочил в седло Железноногого и взял в руки поводья Гордеца. Он выбрал более пологую тропу, чем та, по которой мы спускались к шатру Девара, потому что на сей раз за ним следовали женщины кидона с повозкой. Я же остался стоять рядом со своим новым учителем, в один миг лишившись всего, что у меня было, кроме одежды.

Мне ужасно хотелось посмотреть, оставил ли сержант Дюрил свой пост и последовал ли за отцом, но я не посмел. Прежде меня раздражало пристальное внимание сержанта, но теперь я мечтал только об одном — чтобы за мной кто-нибудь присматривал. Девара продолжал сверлить меня взглядом холодных серых глаз. Прошло довольно много времени, и я уже не слышал ни топота копыт, ни скрипа телеги, когда он наконец поджал губы и заговорил.

— Ты скакать верхом хорошо? — спросил он на ломаном гернийском.

— Отец учил меня, — ответил я на таком же неуверенном джиндобе.

Девара презрительно фыркнул и снова обратился ко мне на моем родном языке:

— Твой отец показать тебе сидеть в седле. Я научу тебя скакать на талди. Садись.

Девара показал на трех лошадок, и они, словно поняли, что речь идет о них, подняли головы и посмотрели на нас. Все три прижали уши, демонстрируя неудовольствие.

— На какого талди? — спросил я на джиндобе.

— Сам выбирай, сын-солдат. Думаю, еще я учить тебя разговаривать.

Последнее он сказал на языке торговцев, и мне стало интересно, оценил ли кидона мою попытку общаться на джиндобе, однако его лицо не выражало никаких чувств.