Дорога славы

Тут дело вот в чем: Стар порасспросила меня в нашу первую встречу и подстрекала рассказывать ей еще во время нашего долгого вчерашнего похода. Но я не болтал ей той чепухи, которой она пичкала теперь Доральца. Она, должно быть, держала на мне целыми месяцами агентов «Сюрте», ФРГ и Арчи Гудвина. Она даже назвала команду, против которой мы играли, когда я сломал себе нос, а уж этого я ей точно не говорил.

Я торчал там, краснея, пока Доралец оглядывал меня сверху донизу, временами присвистывая и уважительно пофыркивая. Стар кончила свою речь, сказав просто:

— Вот как было.

Он протяжно вздохнул и сказал:

— Можно нам послушать еще разок ту часть насчет Игли? Стар подчинилась, рассказав все другими словами и более подробно. Доралец слушал, хмуря брови, и одобрительно кивал.

— Решение, достойное Героя, — сказал он. — Значит, он к тому же и математик. Где он обучался?

— Природный гений, Джок.

— Следовало ожидать. — Он приблизился ко мне, посмотрел прямо в глаза и положил руки мне на плечи. — Герой, поразивший Игли, может выбирать любой дом. Но он почтит мой приют, приняв предложение крыши… и стола… и постели?

Он говорил с величайшей серьезностью, не спуская с меня глаз; у меня не было ни малейшей возможности обратиться за подсказкой к Стар. А подсказка была мне нужна. Тот, кто самоуверенно заявляет, что хорошие манеры везде одинаковы, а люди везде люди, никогда не вылезал из своей деревни дальше, чем соседняя остановка свистка. Я не любитель усложнять, но поболтался по свету достаточно, чтобы понять это. Он произнес речь, напичканную протоколом, и ожидал официального ответа.

Я сделал все, что мог. Я положил руки ему на плечи и торжественно ответил:

— Мне оказаны почести намного больше любых заслуг моих, сэр.

— Но вы согласны? — взволнованно спросил он.

— Я соглашаюсь от всего сердца. («Сердце» звучало вполне подходяще. У меня что-то не ладилось с языком.) Он, казалось, вздохнул с облегчением.

— Великолепно. — Он сжал меня в медвежьих объятиях, поцеловал в обе щеки, и только серия быстрых уклонов спасла меня от поцелуя в губы.

Потом он выпрямился и заорал:

— Вина! Пива! Шнапса! Кто, черт его побери со всеми потрохами, должен сегодня бегать? Я сдеру с кого-нибудь живьем кожу ржавым напильником! Кресла — обслужить Героя! Да где же все?

Последняя реплика была безосновательной; пока Стар расписывала, какой я отличный парень, на террасе собралось человек 18 или 50, которые толкались и пихались, стараясь получше все разглядеть. Среди них наверняка был и личный состав, дневаливший в тот день, ибо прежде чем хозяин перестал вопить, кто-то сунул мне в одну руку кружку эля, а в другую — стакан 110-градусной огненной воды, емкостью унции в четыре. Джоко хватил свою, как водопроводчик; поэтому я последовал его примеру, потом с радостью опустился на стул, который уже был мне подставлен; челюсть у меня отвалилась, волосы встали дыбом, а пиво еще только начало тушить огонь.

Кто-то еще набивал меня кусочками сыра, холодными закусками, маринованным тем да сем; в меня влили нераспознаваемое, но сплошь вкусное питье, не ожидая, пока я его приму, а опрокидывая прямо мне в рот, как только я открывал его, хотя бы чтобы сказать:

— Гезундхайт!

Я ел, что предлагали, и скоро действие гидрофлюоресцидной кислоты заглохло.

Тем временем Доралец представлял мне обитателей своего поместья. Было бы лучше, если бы они носили нашивки, потому что в их званиях я так и не разобрался. Одежда не помогала, ибо, во-первых, сам владелец был одет как фермер, во-вторых, даже помощница посудомойки могла (иногда так и бывало) шмыгнуть к себе и обвешаться золотыми украшениями, надев свое лучшее вечернее платье. Да и представлены они были не в порядке чинов.

Я едва усек, кто был хозяйкой поместья, женой Джоко — его старшей женой. Она оказалась очень симпатичной зрелой женщиной, брюнеткой; весила она немножко больше, чем нужно, но этот добавочный вес был распределен самым завлекательным образом. Одета она была так же небрежно, как Джоко, но, к счастью, я ее отметил, потому что она тут же подошла приветствовать Стар, и они тепло обнялись, две давние подруги. Так что я держал ушки на макушке, когда ее мгновение спустя представили мне как (и я это заметил) Доралку (точно так же, как Джоко был Доралец, только с женским отчаянием). Я вскочил на ноги, ухватил ее руку, склонился над ней и прижал ее к губам. Это даже отдаленно не похоже на обычаи Невии, однако вызвало восторг; миссис Дорал покраснела от удовольствия, а Джоко гордо заулыбался.