— Френк, что мне делать?
Виллис позвал снова.
— Иди, Джим-мальчик. Тепло! Будет тепло всю ночь.
Джим вытаращил глаза.
— Знаешь что, Френк? Я думаю, он хочет, чтобы растение закрыло его внутри. И он хочет, чтобы мы присоединились к нему.
— Кажется, так и есть.
— Иди, Джим! Иди, Френк! — настаивал Виллис. — Быстрее!
— Вероятно, он знает, что делает, — сказал Френк. — Док говорил, что у него выработан инстинкт к жизни на Марсе, а у нас нет.
— Но мы не можем влезть в капусту. Она раздавит нас.
— Если бы я знал.
— В любом случае, мы задохнемся там.
— Возможно, — сказал Френк и внезапно добавил; — Джим, поступай как знаешь. Я больше не смогу бежать на коньках. — Он поставил ногу на широкий лист, вздрогнувший от прикосновения, и твердо пошел к прыгуну. Джим мгновение помедлил, а затем побежал за ним.
Виллис восторженно приветствовал их:
— Хороший мальчик Френк! Хороший мальчик Джим! Им будет хорошо; тепло всю ночь.
Солнце соскользнуло за отдаленную дюну, и сразу после этого по ним хлестнул холодный ветер. Дальние края растения поднялись и начали сворачиваться, окружая их.
— Френк, если прыгнуть, еще можно будет выбраться отсюда, — нервно сказал Джим.
— Я остаюсь. — Тем не менее Френк со страхом смотрел на приближающиеся листья.
— Мы задохнемся.
— Возможно. Но это лучше, чем замерзнуть.
Внутренние листья сворачивались быстрее наружных. Один такой лист, четырех футов в ширину и, по крайней мере, десяти футов а дайну, поднялся перед Джимом и начал изгибаться, пока не коснулся его плеч. Джим нервно ударил по чему. Лист отдернулся, а затем медленно возобновил степенное движение.
— Френк, — резко сказал Джим, — они задушат нас!
Френк боязливо посмотрел на широкие листья скручивающиеся вокруг них.
— Джим, — сказал он, — присядь. Раздвинь пошире ноги и возьмись за мои руки. Сделаем арку.
— Зачем?
— Чтобы у нас осталось как можно больше свободного пространства. Быстрее!
Джим торопливо протянул руки. Выставив локти и колени, они обозначили границы сферического пространства около пяти футов в диаметре. Закрывающиеся листья плотно облегали их, но давление было недостаточным, чтобы раздавить ребят. Вскоре все пространство вокруг них было покрыто листьями, и мальчики оказались в кромешной темноте.
— Френк, — спросил Джим, — мы можем теперь двигаться?
— Нет! Пусть наружные листья встанут на свое место.
Джим довольно долг сохранял неподвижность. Чтобы хоть как-то определить время, он начал считать до тысячи. Он уже перешел на вторую тысячу, когда Виллис зашевелился между его ног.
— Джим-мальчик, Френк-мальчик — приятно и тепло, да?
— Да, Виллис. — согласился он. — Что ты скажешь, Френк?
— Я думаю, что нам уже можно расслабиться. — Френк опустил руки; лист, принявший форму потолка, сразу загнулся, свесился вниз и коснулся его в темноте. Френк инстинктивно шлепнул по нему: тот отступил.
— Уже становится душно, — сказал Джим.
— Не волнуйся. Относись ко всему спокойно. Не дыши глубоко. Не говори и не двигайся, так мы будем расходовать меньше кислорода.
— Какая разница, когда мы задохнемся, — через десять минут или через час? Френк, мы просто сошли с ума, когда залезли сюда; нет никакой надежды, что мы продержимся до утра.
— Почему не продержимся? Я читал в книге, что давным-давно в Индии человека живьем закапывали в землю на целый день и даже на неделю, а когда откапывали, он был еще живой. Их называли факирами.
— Правильнее будет “фальсификатор”.
[101]Я не верю этому.— Я же говорю тебе, что сам читал об этом в книге.
— Ты считаешь, все что написано в книгах — правда?
Френк задумался, прежде чем ответить.
— Лучше бы это было правдой, потому что это единственная наша надежда. Теперь ты замолчишь? Если ты будешь продолжать болтать, мы быстро используем весь воздух и умрем. Это будет твоя вина.
Джим замолчал. Единственное, что он мог слышать, это дыхание Френка. Он протянул руку и потрогал Виллиса; прыгун втянул все свои отростки. Он свернулся в ровный шар и, по-видимому, спал. Дыхание Френка изменилось; из его горла вырывался раздражающий хрип.
Джим попытался заснуть, но не смог. Абсолютная темнота и тяжелый воздух, словно огромный вес, давили на него. Он снова пожалел о своих часах, проигранных деловым талантам Смита; он чувствовал: если бы он мог знать, сколько времени и сколько осталось до рассвета, он бы выстоял.
Он убедил себя, что ночь уже прошла или почти прошла, и начал ждать, когда гигантское растение развернет свои листья. Он подождал немного, потом еще и еще, уговаривая себя: “вот еще несколько минут”, и наконец, решив, что прошло два часа, запаниковал. Он знал, какой был поздний сезон, знал, что пустынная капуста зимует простейшим способом — не разворачивается всю зиму. По-видимому, они с Френком нашли приют в капусте в ту самую ночь, когда она впала в зимнюю спячку.
Двенадцать долгих месяцев, более трехсот дней пройдет до того момента, когда растение раскроется под весенними лучами солнца и освободит их — мертвых. Он был уверен в этом.