Я пошел в ванную и встал на весы — 129,8 фунта, потом я перекинул форму через руку и взвесился еще раз — 132,5 фунта.
Уильям, сказал я себе, ты не получишь ни ужина, ни завтрака, ни глотка воды. Я сложил форму и взял ее с собой.
Квартира наша опустела. На удивление новым съемщикам, я оставил в холодильнике кое-что из еды и запер за собой дверь. Энни, Джордж и я жили здесь с тех пор, как я себя помню.
Я пересек город на подземке и выбрался на береговую дорогу, ведущую в Мохаве. Двадцатью минутами позже я уже был в о геле “Ланкастер” в пустыне Мохаве.
Скоро я обнаружил, что заказанный мной “номер” был нарами в биллиардной. Я спустился вниз и осведомился, как это так случилось.
В подтверждение того, что я заказал номер, я показал карточку переселенца. Служащий взглянул на нее, а потом спросил меня:
— Юноша, вы когда-нибудь пытались разместить за раз шесть тысяч человек?
Я отрицательно покачал головой.
— Тогда скажите спасибо, что вам достались хотя бы нары. Ваш номер заняла семья с девятью детьми.
Я ушел.
Отель превратился в сумасшедший дом. Я не смог бы достать ничего съестного, даже если бы и захотел. В двадцати метрах надо мной находилась столовая. Везде бегали подростки, а под ногами вертелись малыши. Семьи переселенцев сидели в бальной зале. Я посмотрел на них и спросил себя, где эго их только подобрали. Вероятно, они наудачу разыграли между собой места на корабле.
Наконец я улегся. Я был голоден и с каждой минутой становился все голоднее. Постепенно я начал спрашивать себя, почему, собственно, я так стараюсь взять с собой форму скаута, которая, по всей видимости, мне никогда уже больше не понадобится.
Если бы у меня с собой была таблица рационов, я встал бы и отправился бы в столовую — но мы с папой ее сдали. У меня было с собой немного денег, и я подумал, не стоит ли пойти и разыскать какого-нибудь спекулянта — наверное, поблизости от отеля их вертелось довольно много. Но папа всегда говорил, что иметь дело с такими людьми неприлично.
Я встал, нашел себе кое-что попить и проделал упражнения для расслабления. Наконец я заснул. Мне снились пирожные с земляникой и настоящими сливками, которые только что вынули из печи.
Я проснулся от голода, но мне внезапно пришло в голову, что это мой последний день на Земле. Поэтому я был так возбужден, что даже забыл о голоде. Я встал., надел свою форму скаута, а поверх нее натянул корабельную одежду.
Я подумал, что мы немедленно пойдем на борт корабля. Однако я ошибся.
Сначала мы должны были собраться под навесом, который был возведен перед отелем недалеко от поля космодрома. Снаружи, конечно, не было кондиционеров, но было еще рано, и пустыня еще не успела достаточно раскалиться. Я нашел букву “Л” и опустил свой багаж поблизости от нее. Папы и его новой семьи все еще не было. Постепенно я начал спрашивать себя, не придется ли мне лететь на Ганимед одному?
По ту сторону поля, на расстоянии около пяти миль, были видны корабли, стоящие на посадочных площадках, — “Дедал” и “Икар”, которые совершали полеты на линии Земля — Луна, а также старый “Бифрост”, который, насколько я помнил, курсировал между Землей и космической станцией “Супра-Нью-Йорк”.
“Дедал” и “Икар” были огромными кораблями, но я надеялся, что мы полетим на “Бифросте”. Он был первым кораблем, при старте которого я присутствовал.
Возле меня оставила свой багаж еще одна семья. Мать взглянула на посадочное поле и спросила:
— Джозеф, который из этих кораблей “Мейфлауэр”?
Ее муж попытался объяснить ей, но она не хотела этого понять. Я чуть было не рассмеялся вслух. Она стояла тут и хотела лететь на Ганимед, хотя не имела ни малейшего понятия, что главный корабль собирался в космосе и не мог совершать посадок на поверхности планет.
Постепенно все вокруг заполнялось переселенцами и их родственниками, которые прощались с ними, но я нигде не видел своего папы. Я услышал, как кто-то выкрикнул мое имя и обернулся, это был Дюк Миллер.
— Эй, Билл! — сказал он. — Я уже думал, что не найду тебя.
— Хэлло, Дюк. К сожалению, я все еще здесь.
— Я хотел позвонить тебе вчера вечером, но телефон уже был отключен. Тогда я решил прогуляться и просто приехал сюда.
— Но ты не должен был делать этого.
— Мне хотелось бы, чтобы ты взял это с собой, — он протянул мне пакет — целый фунт шоколада. Я не знал, что мне ответить ему.
Я подумал, потом объяснил:
— Дюк, это действительно мило с твоей стороны, но я должен тебе это вернуть.
— Что? Почему?
— Вес. Это значит, масса. Я не могу взять с собой больше ни унции.
Он все обдумал, потом сказал:
— Хорошо, тогда мы его откроем.
Он открыл пакет и предложил мне кусочек шоколада. Мой желудок взмолился. Я еще никогда в жизни не был так голоден.
Я сдался и съел кусочек. Я надеялся, что этот вес выйдет у меня с потом: постепенно, становилось все жарче и жарче, а у меня под корабельной одеждой была форма скаута — не совсем подходящая одежда для июньского дня в пустыне. После этого, конечно, я почувствовал ужасную жажду. Одно повлекло за собой другое.