Дорога смерти

Он запустил пятерню в свои волосы, приводя их в еще больший беспорядок, на его губах улыбка победителя.

— То, что не отступлюсь от тебя, Алекс.

— Эйтор…

Он вскинул руку, останавливая меня: что бы я ни хотела сказать, ему это неинтересно.

— Просто прими это, малышка. Пойдем: нам пора возвращаться.

***

Вопреки своим словам, Эйтор больше не проявлял рвения ко мне: поцелуев — как тот — больше не было, вернее, их не было вообще, но вот поддразнивания, мимолетные прикосновения, которые посылали электрический ток по моей коже, продолжались, но я это игнорировала.

***

Однажды ночью мне не спалось и я сидела у костра с Тори. Мальчики и Эйтор глубоко спали. Мы не разговаривали с Викторией: эта женщина была молчалива по своей натуре, она говорила только тогда, когда ей действительно было что сказать. Я настолько ушла в себя, смотря на огонь в костре, что едва почувствовала маленькую ручку на своем плече. Повернув голову вбок, я увидела Лукаса: его большие зеленые глаза таили печаль. Я обхватила его за руку и потянула к себе на колени.

— Почему ты не спишь, Лукас? — шёпотом спросила я.

Он уткнулся носом в мою шею и всхлипнул, я почувствовала его горячие слезы на своей коже.

— Мне приснилась мама. Мы были дома, и она приготовила для нас печенье с шоколадной крошкой. Помнишь, как она его вкусно готовила, Алекс? — Он вопросительно поднял на меня свои огромные глаза.

Я нежно прижала его темноволосую головку к своей груди, мое сердце сжалось, на глаза навернулись слезы: брат скучали по родителям, так же как и я.

— Лукас, маленький мой, я помню, конечно помню, я не забуду никогда мамины печенья, ее звонкий смех, добрую улыбку, так же как и папины сказки на ночь, его заботливые руки, и мы никогда не забудем их бесконечной любви к нам, солнышко, они навсегда в нашей памяти, в наших сердцах.

— Я скучаю по ним, Алекс,— он всхлипнул,— я так хочу к маме.

По моим щекам скатились две скупые слезы, но я немедленно их смахнула, не позволяя себе углубляться в горе:

— Я знаю, Лукас, я тоже хочу к маме и папе, но это невозможно. Мне так жаль…

Лукас вскинул свое заплаканное личико и заглянул в мои глаза:

— Алекс, ты же не бросишь нас, ты не покинешь нас, как мама с папой?

— Конечно нет, Лукас, я всегда буду рядом, чего бы мне это ни стоило.

Удовлетворенный моим ответом, Лукас немного погодя успокоился и уснул у меня на руках. Я переложила его в спальный мешок рядом с Леоном. Я долго не могла отвести от них взгляд: я хотела их спасти, я мечтала о новой жизни для них — в безопасности, в уюте.

6

Через три недели мы наткнулись на небольшой городок. Он был пуст, словно город—призрак, никакого намека на людей, не было даже мертвых тел — это настораживало. Мы нашли небольшой супермаркет. К сожалению, мы нигде не нашли себе обувь, только немного одежды и несколько новых одеял. Я ощущала какой—то тяжёлый осадок на душе после этого городка: там как — будто всех истребили. Побродив по окрестностям, мы двинулись дальше в путь.

Так лесами мы передвигались почти пять месяцев; в каждом мелком городке, куда мы заходили, нас ожидала та же картина, что и в первом: абсолютно пустынные улицы, брошенные дома и ни намека на присутствие живых или мертвых.

И вот мы наконец добрались до Мексики. Первый самый крупный город, в который нам предстояло зайти, был Мехико. Прежде чем войти в город, мы решили остановиться у кромки леса и подготовиться: нужно было разложить оружие в стратегически важных местах по всему телу, еще нам надо было отдохнуть и набраться сил: мы не знали, что нас там ожидает. Когда ночью я уже собиралась залезать в спальный мешок, ко мне подошла Тори, в руках она держала два полотенца и мыло с шампунем:

— Я здесь нашла небольшой водоем. Пойдем, искупаемся.

Я с радостью кивнула: это то, о чем я мечтала, — смыть с себя грязь. Оставив Эйтора приглядывать за близнецами, мы направились в сторону водоема. Я подумала о том, что, после того как искупаемся мы с Тори, можно будет искупать и Лукаса с Леоном.

Мы помылись в рекордно короткие сроки: не хотелось оставлять надолго мальчиков ночью, хоть с ними и был Эйтор, но меня почему—то не покидало чувство тревоги. Мы возвращались в полной тишине, слышно было лишь то, как попыхивает сигаретой Тори.