Дорога смерти

Следующее, что сделала Алекс, — это привстала на цыпочки и впилась в мои губы грубоватым, требовательным поцелуем. Я чувствовал ее злость в поцелуе — впрочем, моя злость не уступала её. Я выпустил обе ее руки из своего захвата и обхватил ее руками за талию, теснее прижимая к себе, углубляя поцелуй. Я не знаю, что на нас нашло. Мы пытались выплеснуть злость и негодование друг на друга в этом поцелуе — получилась какая—то адская смесь злости, страсти, отчаяния; мы наказывали один другого. Алекс больно прикусила мою губу — я вздрогнул и ответил тем же. Она зло выдохнула мне в губы и обхватила мой затылок рукой, собирая мои волосы в кулак и склоняя меня ниже, теснее прижимаясь грудью к моей груди.

Я прошёлся руками по ее талии вверх, задирая рубашку и лёгкую куртку, что была на ней одета, и тут же почувствовал, как она задрожала от прохладного ветра. Я отдернул ее курточку и, взявшись за края рубашки, рванул ее полы — пуговицы с треском полетели в стороны. Я отпустил из своего плена ее губы и прошёлся поцелуями вдоль скулы Алекс, перешёл к ушку. Поиграв с мочкой, я втянул её в рот, прикусывая и тут же посасывая ее. Алекс порывисто задышала. Я обхватил одной рукой ее грудь и слегка сдавил. Она застонал. Через секунду ее руки так же рванули мою рубашку, избавляясь от пуговиц, расстегивать которые не был намерен никто из нас. Алекс прошлась руками по моей груди, слегка царапая. Я зашипел и, опустив руки, расстегнул верхние пуговицы ее камуфляжных штанов. Рванув ширинку, я потянул их вниз. Алекс не уступала мне: мои джинсы также слетели с меня со скоростью света. Вновь припадая к ее губам в поцелуе, я запустил язык в ее рот, нахально исследуя, лаская ее.

Я поддел края ее трусиков пальцами и стянул их. Обхватив ее за бедра, я приподнял ее и, все так же не разрывая поцелуя, вошёл в нее — резко, грубо, сильно. Алекс вскрикнула, но обхватила меня ногами плотнее. Я опустил голову к ее шее и оставил несколько болезненных засосов, продолжая двигаться в ней, прижимая ее к дереву.

Я чувствовал, что эта девушка каждый раз все сильнее сносит мою крышу. Наши отношения никак нельзя назвать нормальными: слишком бурно мы друг на друга реагировали. Эта любовь была больной, странной, но такой сильной! Меня пробирало от Алекс до самых костей. Я так безумно любил ее, я был помешан на ней.

Алекс не сдерживала себя ни капли — она кричала и стонала во всю силу своих легких. Мне казалось, что нас слышно на мили вокруг, я закрывал ей рот поцелуями, но сам не сдерживался и стонал еще громче нее. Такого горячего секса у нас еще не было. И это нравилась нам — обоим. Моя спина ныла: Алекс всю ее исполосовала своими ногтями, которых я раньше не наблюдал; но, странным образом, это заводило меня только сильнее. Я отпустил свои тормоза, я брал Алекс настолько глубоко, дико, насколько мог. Завтра все ее тело будет в синяках, она едва сможет ходить, но нам было плевать на это, в данный момент никто из нас не думал о последствиях.

Когда все закончилось, я медленно опустил Алекс на ноги. Она покачнулась — я тут же прижал ее крепче к себе и уткнулся лицом в ее волосы, восстанавливая сбившееся дыхание. Никто из нас не произносил ни слова. Алекс обхватила меня руками за талию, поцеловала меня в грудь и прижалась к ней щекой. В полной тишине я помог одеться Алекс и оделся сам.

Только тогда я поднял голову и посмотрел в ее блестящие глаза. Вдруг стало стыдно за свое поведение и несдержанность, вся злость улетучилась, осталось раскаяние. Я протянул руку и нежно коснулся щеки Алекс, куда пришёлся мой удар:

— Прости, малышка, мне правда очень жаль. И за то, что произошло только что, тоже прости. Я был груб и…

Алекс не дала договорить. Она накрыла мой рот своей рукой и мягко улыбнулась.

— Первое извинение принимается, второе нет: я сама вела себя не лучше, и мне стыдно признавать, но мне… понравилось. — Она убрала ладонь от моих губ, приложила ее к моей щеке и, приподнявшись, подарила мне легкий, нежный поцелуй. — И ты тоже прости, что ударила тебя, надо учиться быть более сдержанной.

Я притянул ее ближе, осыпая лицо мелкими, быстрыми поцелуями:

— Не надо, Алекс. Сдержанная или нет, скандальная, вспыльчивая, упрямая — неважно, какая ты: я люблю тебя такой, какая ты есть. Не вздумай меняться.

20

Леон с Тори не простыли. На следующий день, выспавшиеся, они были вполне бодры, в отличие от нас с Алекс. Мы по очереди несли караул и каждый час подходили то к Лео, то к Тори, проверяя, не поднялась ли у них температура. Алекс действительно немного кривилась, когда ходила; она не жаловалась, но я видел, что ей некомфортно и больно, ругая себя последними словами. Когда в очередной раз я увидел, как Алекс морщится, присаживаясь на корточки, я стукнул себя ладонью по лбу.

— Зачем ты бьёшь себя, мой мальчик?

Я повернулся: рядом стояла Тори. Глубоко затянувшись сигаретой, она прищурилась и выпустила струйку дыма.

— Да так, пытаюсь выбить дурь из своей бестолковой башки.

Тори ухмыльнулась и перевела взгляд на Алекс:

— Уж не касается ли это нашей детки?