По дороге к стоянке Мариата еще раз прошла мимо Наимы, которая пасла коз, принадлежащих племени, и в первый раз обратила внимание на то, что их, оказывается, много. Черные и коричневые, пестрые и пегие, белые и рыжеватые, они бродили меж растущих в долине деревьев, выщипывая все съедобное до последнего листика. Потом Мариате попалось стадо овец, кормящихся в окрестностях стоянки. У взрослых были спутаны передние ноги, а ягнята бегали на свободе. Ведь далеко от маток они не уйдут. На вид животные были сытые и бодрые, их оказалось так много, что и не сосчитать. Потом появились шатры, а рядом с ними прекрасные верблюды, крепкие и сильные маграбийские, покрытые длинным волосом берабские, низенькие серые адрарские и, наконец, мехари, очень дорогие белые животные из Тибести, горной местности на территории Чада. Мехари считались большой роскошью, дорогой игрушкой для богатых юношей. Они редко использовались для того, для чего, собственно, и были выведены. Их хозяева могли с большой скоростью перемещаться по бескрайней пустыне, совершать внезапные набеги на другие племена и нападать на караваны. На мехари устраивались скачки, и победитель получал награду. Мариата знала, что два из этих огромных и весьма норовистых белых верблюдов с надменно посаженными головами принадлежат Росси.
Невысокие, сшитые из шкур шатры племени кель-базган только внешне казались жилищами простыми и невзрачными. Внутри женщины племени хранили настоящие сокровища: яркие ковры, мягкие овечьи шкуры, резные стулья и кровати, сундуки с серебряными украшениями, шерстяные платья, туфельки без задников и сандалии с медными пряжками, дорогие сумки с бахромой из разноцветной кожи. В той стороне шатра, что обращена к востоку, самые дорогие свои вещи берегли их мужья. Это были мечи, выкованные из толедской стали еще три столетия назад и передаваемые по наследству из поколения в поколение, амулеты-тчероты и талисманы, именуемые гри-гри, толстые серебряные браслеты и богато украшенные седла. Здесь же громоздились сундуки с рисом, кули с просом, мешки с мукой, кувшины с маслом и оливками, горшки с пряностями, купленными на северных базарах. Все женщины племени были полненькими, а детишки упитанными. Даже собаки всегда сыты. Тощими оставались только бедняки. Пусть репутация племени кель-базган и не столь высока, как, например, овеянного легендами кель-тайток, но племя все равно жило богато. Мариата огляделась, и ей показалось, что прежде она не видела всего этого. В первый раз ей стало стыдно. Девушка никогда не думала о разнице в жизни людей, к которым принадлежала сама, и харатинов, зависимых от них. Она всегда считала это в порядке вещей. Харатины должны служить благородным людям и получать свое за верность. Прежде ей никогда не приходило в голову, что плата эта очень мала, а порой и несправедлива.
Усевшись вечером у костра вместе с другими женщинами ужинать бараниной, обильно сдобренной специями, и с ароматными лепешками, что испекли к вечеру рабы, она задумалась. Ей вдруг пришло в голову, что в деревне харатинов совсем не встречался домашний скот. Девушка поняла, что этим вечером у них на ужин, скорей всего, не будет мяса, да и весь месяц, наверное, не было. От этой мысли кусок застрял у нее в горле, и она долго не могла прокашляться.
— Что с тобой, Мариата? Уж не заболела ли ты? — спросила ее тетя Дассин. Женщина она была приметливая, с острым глазом, да и язычком тоже.
— Что-то есть не хочется, — несколько сдержанно отозвалась Мариата.
Йалава, сидящая рядом с Дассин, холодно посмотрела на Мариату, потом повернулась к соседке.
— Девушки из кель-тайток едят только нежное мясо газелей. Наши бедные овечки не по вкусу вашей родственнице, ведь в ее жилах течет царская кровь.
— Я-то сыта, зато видела сегодня много голодных, — отодвинув от себя остатки еды, сказала Мариата.
Со всех сторон к ней обратились любопытные взгляды.
— Небось, какие-нибудь попрошайки? — спросила Дассин.
— Ваши харатины, — коротко ответила Мариата. — Животы их детишек распухли от голода. А взрослые — кожа да кости.
Поднялся глухой ропот. Мариата могла разобрать только отдельные слова, но взгляды этих женщин были явно враждебными.
— Воспитанным молодым девицам неприлично говорить об этом, — наконец сказала Йалава, огляделась и остановила холодный взор на Мариате. — Особенно некрасиво выражать столь глупые и праздные взгляды юной особе, чье благополучие зависит от милости других.
— Я не виновата в том, что у меня умерла мать, а отец топчет соляной путь. Думаете, мне очень хочется жить с вами? У меня просто нет выбора.
Дассин резко повернулась к Мариате.