Дорога стального цвета

— Сергунчик, а яичко будешь? — не унималась женщина. У нее вроде не было в жизни другой заботы, как только натолкать в Сергунчика всякой всячины по самую завязку. — Съешь, миленький, желток. Смотри, какой желтенький — как цыпленочек!

Сергунчик больше вообще не реагировал на уговоры. Ему край как хотелось вытащить из машинки железные внутренности.

— А то мальчику отдам, будешь знать! — пустилась женщина на уловку.

— Отдай! — оживился Сергунчик и приготовился смотреть, как спустившийся сверху мальчик будет поедать ненавистный желтенький желток.

Но ни тому, ни другому удовольствия не доставили. Тогда Сергунчик подскочил к столику, схватил наполовину раскрошенную булку и протянул Зубу:

— Ешь!

— Вот и поговори с ним! — мученически вздохнула женщина, отбирая у внука булку. Брови ее изобразили предельное страдание.

Зуб не выдержал такой пытки. Поднялся и пошел по вагону. Ели почти везде. А где уже не ели, там на столиках лежали горки объедков и скомканная просаленная бумага.

Посторонившись, чтобы пропустить довольную тетку с вымытой миской, Зуб увидел, что в вагон зашеп долговязый человек, в коротком белом халате. Он нес перед собой огромную плетеную корзину.

— Булки, пироги, мармелад, эвкалипт! — монотонно кричал он. — Булки, пироги, мармелад… дай пройти… эвкалипт! Зуб поспешил к нему.

— А зачем эвкалипт? — спрашивали разносчика.

— Простуду лечить, — коротко и безразлично отвечал тот. — Что берете?

— С чем пироги?

— А эвкалипт — это что?

— С рыбой. Растение такое. Что берете?

— Странно, почему именно мармелад и эвкалипт?..

— Все свежее, — отвечал на это разносчик. — Булки, мармелад, эвкалипт!..

В проходе показывались головы. Головы раздумывали, хотят ли они есть. А если не хотят, то можно ли еще чего-нибудь съесть.

Тем временем у корзины собралось человек семь. Дожидаясь своей очереди, Зуб с большим нетерпением присматривал себе пирог. Он хотел именно пирог. Вон тот, который шире и толще других. Как он пахнет! Голова кругом идет.

Странное дело: пузырьки с настойкой эвкалипта покупали все. Иные, осмотрев с недовольной миной булки, пироги и мармелад, требовали только эвкалипт. Даже Зуб смутно почувствовал, что не прочь заиметь такой пузырек, хотя у него не было даже намека на простуду. Но такая добавка к пирогу была бы для него роскошью. Он ткнул пальцем в облюбованный пирог — самый большой, самый поджаристый:

— Вот этот!

— А эвкалипт?

— Эвкалипт не надо.

Он схватил большой мягкий пирог и с трудом удержался, чтобы тут же в него не впиться.

— Рупь десять.

Он не сразу понял, что сказано ему.

— Рупь десять! — строго повторил разносчик.

— С меня? — упавшим голосом спросил Зуб.

— А то с меня, — постно, одной стороной ухмыльнулся хозяин корзины. — С рыбой у нас дорого.

Первая мысль была — положить пирог и взять булку, которая, наверно, раз в пять дешевле. Но он не посмел этого сделать, потому что руки у него были очень грязные. С обреченным видом он выгреб содержимое кармана, отсчитал себе тринадцать копеек, а остальное отдал разносчику. Тот, не считая, кинул деньги в широкий карман халата и двинулся дальше по вагону.

— Булки, пироги…

— Товарищ продавец! — окликнула его женщина с пузырьком в руках. — Сколько раз за день принимать?

Разносчик обернулся и изобразил на своем скучном лице раздумье:

— При болях… Булки, мармелад, пироги, эвкалипт!

— Приготовьте билеты! — донесся строгий голос. С другого конца вагона шла проводница. — Билеты готовьте — контроль. Парень, где твое место? Ты, ты, с пирогом! Где, говорю, сидишь?

— Там, — неопределенно кивнул Зуб.

— Садись на место и жди.

— Проводник, что сейчас будет?

— Проверка будет.

— Я спрашиваю, станция какая?

— Челябинск скоро.

Зубово место вполне определенное — на крыше вагона. Там он и уселся с пирогом в руках.

44

Поезд шел по сибирской земле. Плыли низкие клочкастые тучи. Сырой, холодный ветер хлестал по спине. От вчерашнего тепла остались одни воспоминания. Но Зубу на все это наплевать — он управлялся с пирогом. Он глотал его, едва успевая выбирать рыбьи кости, а которые все же попадали в рот, он их перемалывал крепкими молодыми зубами. Пирог был вкусный и сочный, каких он никогда, кажется, не едал. Но все равно на душе было тяжело, потому что Юрины деньги растрачены глупо и неблагодарно. Узнай об этом Юра, Зуб сгорел бы от стыда за свое тупоумие и нетерпение. Нет, это даже не тупоумие, это жадность, обжорство. Вот дай ему пирог пошире — и все тут! Дернуло же его кинуться с грязными руками! Ведь можно было потерпеть до Челябинска и купить там полбуханки черного хлеба. Ну и камсы какой-нибудь. И сыт, и целый рубль в кармане. А сейчас в кармане бренчит тринадцать копеек. Что на них купишь?

А брюхо ликовало! А настроение неудержимо лезло вверх. Ветер был уже не такой холодный, как сначала, а пробивающаяся желтизна зарослей и перелесков не казалась унылой. Хорошо. Внизу проверяют билеты, а он здесь, и ему дела мало до ревизоров. Зубу представилось, что по вагону ходит тот нервный ревизор с сумкой через плечо, который грозился отвернуть голову. Пусть теперь достанет…