Дорога судьбы

Несколько лет назад Иеремия дал обещание, но он никогда не был до конца уверен в том, что Сабрина захочет, чтобы он его сдержал. И он был крайне удивлен той радости, с которой она недавно откликнулась на его слова об отъезде. Иеремия обещал дочери открыть дом Терстонов и дать в нем бал в честь ее восемнадцатилетия.

– Может быть, она все-таки похожа на свою мать, – повторял он Амелии, когда она приехала к ним в город. Однако Амелия считала, что эта идея с балом просто великолепна, и очень жалела, что не сможет присутствовать на нем. В этом году она уже дважды была там: первый раз, когда выдавала замуж свою старшую внучку за одного из Фладов, второй – чтобы побыть со своей дочерью, когда умер зять. И она не могла приехать снова, чтобы присутствовать на балу, поскольку официально ее семья все еще носила траур. Между тем Амелия дала Иеремии множество полезных советов относительно предстоящего бала. Она даже поехала вместе с ним открывать дом Терстонов и сразу заметила, как сильно он волнуется. Проникшись сочувствием к Иеремии, Амелия коснулась его руки.

– Напрасно ты устраиваешь здесь бал. Лучше бы сделать это в «Фермонте». К тому времени отель будет достроен. – Ее всегда удивляло, что он отказывался продать этот дом, причинивший ему столько страданий, и с каким-то странным упорством хранил его для Сабрины.

– Я хочу, чтобы это было здесь.

Она заметила, что Иеремия стиснул зубы. Они вместе прошлись по дому, сопровождаемые толпой недавно нанятых слуг. Ремонт требовал колоссальных усилий, но сам дом этого стоил. Настоящую жалость к Иеремии Амелия испытала тогда, когда они добрались до его прежних апартаментов. Казалось, эти покои причиняют ему слишком сильную боль. Она посоветовала Терстону переночевать в соседней комнате, и он поблагодарил ее за эту идею. Они вместе вошли в туалетную комнату Камиллы и открыли ее гардероб. Амелия хотела, чтобы он выкинул все эти вещи, однако Иеремия приказал слугам сложить их в коробки и отнести в подвал.

– Зачем ты это хранишь? Она же бросила все это, когда уходила.

Они спускались по лестнице к выходу, и было видно, что Амелия удивлена. Чтобы подготовить этот дом к балу, требовалось проделать гигантскую работу, однако сама идея такого бала восхищала Амелию.

– Когда-нибудь Сабрина захочет взглянуть на вещи своей матери, – заметил Иеремия и рассказал о том, что произошло в этом доме пять лет назад, когда его дочери было всего тринадцать. – Я понял тогда, что Сабрина, ничего не зная о матери, поневоле ощущает душевную пустоту. Эта тема была запретной, поэтому она думала, что я все еще страдаю из-за смерти Камиллы, – вздохнул он и улыбнулся Амелии.

Они знали друг друга двадцать лет, и ему всегда было приятно общаться с ней. Она была все такой же живой, энергичной, доброжелательной... Даже в свои шестьдесят Амелия оставалась красивой женщиной, и Иеремия неизменно говорил ей об этом.

– Ты чудовищный лжец, Иеремия! Но как приятно это слышать! – восклицала она со смехом, а он целовал ее.

Амелия подарила Сабрине великолепное жемчужное ожерелье и вновь извинилась за то, что не сможет побывать на ее балу.

– Нам будет очень не хватать вас, тетя Амелия, – сказала Сабрина, нежно целуя ее.

Сабрина пообещала непременно надеть жемчужное ожерелье на свой бал. Амелия посоветовала ей заказать еще три платья, чтобы ходить на приемы вместе с отцом. Одно из них особенно нравилось Сабрине. Они с Амелией долго обсуждали его фасон и придумывали детали. Платье было сшито из золотистой ткани, которая великолепно гармонировала с молочно-белой кожей и черными волосами девушки. Когда его доставили в Сент-Элену, Сабрина пришла в такой восторг, что не позволила отцу взглянуть на платье, пока сама его не надела. Она уже решила, что по приезде в Сан-Франциско пойдет с отцом в театр именно в этом платье. В город прибыла нью-йоркская «Метрополитен-опера», и отец хотел сводить дочь на «Кармен». Главные партии должны были исполнять Фремстад и Карузо. Сабрина была очень возбуждена и от предстоящего посещения оперы, и от мысли о том, как восхитительно она будет выглядеть в этом платье.