Дорога сворачивает к нам

Если бы дорога была кораблем и могла свернуть, куда захочешь, то и Гургждучай оказалась бы на большой дороге. И никогда бы уже не было скучно в нашей деревушке, и Улите пожалела бы, что променяла Гургждучай на город, и… заторопилась бы обратно!

— Чего ужинать не идешь? — слышу я слегка раздраженный голос матери. Такой будничный, этот голос едва не разрушил мой плывущий корабль… Ведь он хрупкий, мой корабль, потому что — я и сама знаю! — он не взаправдашний… И все-таки, даже невзаправдашнего, я не променяю его на ужин! Хорошо смотреть на проплывающие отсветы дороги и думать, что там корабль, который…

— Приуныла Маре… Подружка уехала… Не трожь ее! — вступается за меня отец.

И мой корабль, едва не рассыпавшись, снова поплыл, засверкал.

Днем, когда светит солнце, такое никогда бы не пришло в голову. Но сейчас уже совсем темно, лес перешагнул через улицу и навалился на заборы, на крыши. Близкие предметы исчезли, а далекие хлынули из-за леса яркими отсветами. Еще миг — и темнота расступится, и рядом, у твоих ног, загудит огромный морской корабль… Что может помешать такому кораблю плыть куда угодно?.. А я бежала бы впереди и показывала дорогу… Дороге — дорогу? А что тут такого? Ведь она в первый раз сворачивала бы к нам.

Большая дорога не уместилась бы на нашей узкой улочке, которая отделяет Гургждучай от леса. Прихватила бы еще по доброму куску с обеих сторон улочки… А изба бабки Рочкене торчит на самой обочине — смотри, как бы плетень, а то и угол избы не снесло! А по всем огородам и по улице расхаживают куры, гуси, шмыгают кролики — гляди, как бы не задавило! Больше всего меня волнует, как быть Анупрасу-пивовару. Анупрас слепой, почти совсем слепой. Неужели я до сих пор не сказала, что он слепой? Ходит он без палки, на ощупь: хорошо теперь, когда по улице редко телега проедет, а еще реже — какой-нибудь грузовик. Что ж, придется мне водить Анупраса, если большая дорога помчится через Гургждучай. А может, его младший брат, этот балбес Казюкас, будет с ним ходить. Но он такой, что и над слепым братом смеется.

— Гони домой девчонку, до утра мерзнуть будет, — доносится нетерпеливый голос матери.

Теперь и отец не вступается, потому что даже он не догадывается, о чем думает его Маре.

Как нужна мне сейчас Улите!

Я рассказала бы ей про дорогу, которая может стать кораблем. В расширенных зрачках Улите я бы отчетливо увидела его приближающиеся огни… Кто-кто, а Улите никогда не сомневалась в моих словах. И я сама начинала верить крепче, чувствуя ее одобрительное молчание. Я знаю, утром взойдет солнце и я перестану верить в этот корабль… Уже сейчас начинаю сомневаться! Остывает яблоня, которую я согревала своими ладонями… Остываю и я… Ведь так не бывает, чтобы дорога обернулась кораблем, чтобы корабль плыл по лесам и полям… через деревни и деревушки… Так не бывает!

Но почему, скажите, не бывает так?

У КОГО СПРОСИТЬ?

И ночью мне снился мой волшебный корабль. Может, это был даже не корабль, а самолет? У него были крылья, блестящие, как стрекозиные крылышки.

«Почему ты как стрекоза?» — спросила я свою дорогу, корабль свой.

«Буду, кем только захочешь!» — послышалось в ответ, да так явственно, что я проснулась.

Отец колол дрова, со стуком падали поленья. Должно быть, от звонких ударов топора, от глухих стуков я и проснулась. В сны, конечно, я не верю. Но лучше увидеть добрый сон, чем какие-то кошмары. А особенно приятно было вспомнить хороший сон, когда совсем проснулась и подумала, что синее платьице Улите не мелькнет уже на улице, как бывало…

Все-таки утром мне было не так грустно, как вчера. Я уж буду рассказывать, ничего не скрывая от вас. Улите у меня больше не было, но зато пришло что-то, чего я не знала раньше, когда Улите была при мне… Дорога… корабль… самолет… стрекоза… Я не понимала, что это и как это назвать, но что-то появилось…

У кого спросить? Кто мне объяснит?

Отец все еще колет дрова. Я люблю смотреть, как он взмахивает топором, нажимает на лопату или бьет молотком. Его руки будто говорят с землей, деревом, железом, и самый твердый металл подчиняется им… И мои руки тоже учатся так говорить, хотя пока что я, по словам отца, все больше языком работаю…

Отец может рассказать мне много такого, чего я не знаю, но над моим кораблем он только посмеется… «Приснилось!» — скажет он.

Мать готовила завтрак, и, если бы я начала ей толковать про дорогу, которая как корабль и еще как самолет, она бы решила, что я белены объелась.

Так ничего и не придумала, куда девать свое нечаянное богатство, но ноги уже сами несли меня в Гургждай через огороды, по низким, болотистым лугам, потом по гладкой, осушенной почве.