Дорога цвета собаки

Годар не успевал обдумать каждый новый поворот. Неожиданности в Скире плодились и властно вели за собой быстрее, чем он мог разобраться со своими ощущениями. В душе скопилась груда неосвоенных впечатлений. Внутреннее смятение, глубинное недоверие к происходящему пускали ростки втайне от него самого и были тем скрытым фоном, на котором разворачивалась самая большая и красивая сказка его жизни.

Теперь он не знал, как составить мнение о настоящем короле и был ли король, которого он увидел за шахматной доской в уголке захламленной комнаты, настоящим. Судя по тому, как сердечно приветствовал его Мартин, назвав "Вашим Величеством" и по тому, как Его Величество по отечески обнял Зеленого витязя, выходя из-за столика, где играл сам с собой, король все-таки был настоящий. И все же мнение о нем не складывалось. Книжный эталон не подходил, а тот, что имелся, наверное, в душе каждого суэнца, был ему неизвестен, но представлялся ускользающим, изменчивым.

Мотки проволоки, столярные и слесарные инструменты, разобранный радиоприемник, куски минералов, древесная стружка, стопки газет, стаканы, колбы, горшки с кактусами, рулоны шелка, жестяные банки с малярными красками и кистями в них, тюбики акварели вкупе с кисточками – все это громоздилось вперемешку на нескольких узких свежевыкрашенных столах и лавочках. Два шкафа были набиты книгами и потертыми тетрадями разной давности. Книг и тетрадей было больше всего остального. Неровные стопки видны были даже на полу и на том угловом столике, где сидел, ссутулившись над шахматной доской, когда они вошли, щуплый господин в спортивном костюме и промасленном, прожженном кислотами фартуке. Проседь в его густых вьющихся волосах напоминала проволоку в замысловато перекрученном мотке. Цвет лица у короля был пепельно-серым, как и веселые подвижные глаза, которые очень подошли бы к лицу молодого брюнета, каким, надо полагать, и был король прежде.

– Кевин, – представился он, протянув руку Годару после того, как выпустил из объятий Мартина.

Как тут быть с уставом и этикетом? Годар машинально подал королю руку как новому знакомому и назвал свое имя.

– Рад наконец вас видеть, – сказал король, заискивая. – Наш друг Мартин только и говорит, что о вас. Наш друг и члены Шахматной комиссии. Турнир выявил у вас задатки талантливого полководца.

– Простите, Ваше Величество, но я не победитель. Одну партию я проиграл, а другую с трудом довел до пата. Суэнские власти то и дело заблуждаются на мой счет. Мое назначение в войско – ошибка. Она дала мне преимущества и много счастливых минут. Если теперь меня отлучат от выполнения воинского долга, я стану самым несчастным человеком в стране. Но, Ваше Величество, произошла ошибка – я не могу скрывать это от вас.

– О, мой друг, члены Шахматной комиссии не могут заблуждаться. Вы довели обе партии до голого короля. Анализ показал, что, даже осознавая неминуемое поражение, вы не допускаете и мысли, чтобы сдаться без боя. Вы сражаетесь до последнего хода, дорогой Годар. Это очень ценное качество здесь, в Суэнии. Ведь по воле судьбы молодые витязи стали взвешенными в делах и неумеренными в развлечениях. Вы же сдержанны на досуге и безрассудны в бою.

– Но, Ваше Величество, я никогда не воевал.

– Не будем церемонными, мой друг. Называйте меня по имени, как принято у добрых друзей. Вы очень доблестный и, к тому же, очень искренний молодой человек. Вижу теперь и сам то, что знал со слов Мартина, а уж ему в искренности и проницательности нет равных в этой стране. Присаживайтесь, друзья. Ты, Аризонский, садись напротив. Доиграй, если не возражаешь, партию за черных. Впрочем, у нас важный разговор, а два серьезных дела не делаются одновременно… Боже, как я рассудителен, как я стар! – король пожурил сам себя и взглянул вопросительно на Мартина.

– Ну что вы, Ваше Величество, дай Бог нам отыскать в уставших до времени душах хоть половину вашей бодрости, – это сказал Мартин, и король немедленно расхохотался, закинув руки за голову и артистично устремив взор к потолку, да так, словно прилег на песок у моря, подставив лицо солнцу. Электрическая люстра в конфиденциальном кабинете короля, бывшим одновременно мастерской, складом, убежищем, библиотекой, пивной, научной лабораторией, сияла и при дневном свете. Казалось, король и в самом деле умеет принимать загар под люстрой. Или учится этому делу, тайно экспериментируя.

– Не хочешь ли ты сказать, что Кевин легкомыслен? – спросил король шутливым тоном, но в голосе его Годару почудилась боязнь. Суетливо выпрямив осанку, король придвинулся к краю стола, положив на него кончики пальцев. Руки его были белые, тонкокостные. Пальцы длинные, изящные, трогательно прилегавшие один к одному, как дети, созданные для нервной скрипки. Юношеские руки. Да, в короле Суэнии определенно было что-то от юнца.