– Видишь? – торжествует Валентина. – Аида тоже говорит, что я скучала без тебя. А она никогда не врет! Она знает: если будет врать, я выброшу ее вон из дома, на мороз, – пусть лежит на снегу! Пусть ее подберет шарманщик и ходит с нею по дворам! Пусть шарманщик угощает ее черным пивом в извозчичьих трактирах! Вот!.. А ты скучала без меня, Сашка? Ты меня любишь?
– Очень! – шепчу я от всей души.
– Александра! Ты скучно признаешься мне в любви! Я презираю кисленьких, благовоспитанных деток: «Мерси, милая тетя, я вас, пожалуйста, очень люблю…» И Аида тоже…
Правда, Аида, ты таких презираешь?
Конечно, Аида энергично кивает: презираю, презираю!
– Что такое «очень»? Это глупое взрослое слово! – продолжает Валентина. – Порядочный ребенок должен говорить не «очень», а «ужасно». Ужасно люблю, ужасно ненавижу – вот как должен говорить уважаемый мной ребенок! – Валентина, не порть мне дочку! – смеется мама.
– Да, Валентиночка, просто страшно подумать, сколько глупостей вы можете выстрелить в одну минуту! – притворно-осуждающе говорит папа.
– Это вам кажется, Яков Ефимович! Честное слово, я всегда говорю удивительно умные вещи, но никто этого не замечает – наверно, оттого, что я – еще молодая артистка. Когда я прославлюсь на весь мир, потеряю голос, расплывусь поперек себя, как квашня, – вот тогда вы начнете превозносить каждый мой чих!.. Сашка, а где же твой Поль?
При этом имени глаза мои наливаются слезами. Мне горько вспоминать свою потерю, в сердце у меня оживает острая боль.
Но Валентина не только ослепительный человек, – это слово «ослепительный» ни к кому так не подходит, как к ней! – она еще и удивительно мягкая и чуткая. Она сразу понимает, что задела больное место, и спешит загладить это своей чудесной грубоватой лаской.
– Мордальон ты мой! – прижимает она меня к себе. – Да у тебя коса! Какая коса! «Ты, коса моя, коса! Всему городу краса!» – поет Валентина, кружа меня по комнате.
С этого часа начинается веселая, шумная суматоха, связанная всегда с приездом на каникулы Валентины и ее брата Володи, студента-медика. Но лишь впервые в этом году я ощущаю это так ясно и так счастливо. Может быть, оттого, что недавно перед тем я пережила настоящее горе, разлуку с Полем, я стала как-то восприимчивее и к радости?..
Двери обеих квартир – нашей и свиридовской – уже не запираются целый день, народ беспрерывно переходит оттуда сюда и отсюда туда. В обеих квартирах стол накрыт весь день: одни поели, ушли, другие садятся есть и пить. Решительно не одобряет всего этого Юзефа!
– Чи то не дивачество! (Озорство.) Квартеры открыты, – заберутся воры, все поуносят, тогда будете знать! И стол цельный день накрытый, и самовары каждую минуту ставь!
Целыми днями у Свиридовых и у нас толпится молодежь, приехавшая на весенние каникулы, юноши и девушки, студенты и курсистки – «студ-меды», «студ-юры», «уч-консы» (ученики консерватории). Приехали на весенние каникулы и мои дяди, младшие братья моего отца: Тима – из Дерпта и Абраша – из Варшавы (в нашем городе высших учебных заведений нет, да и вообще на всю-то огромную царскую Россию имелось в то время всего восемь университетов!).
Конечно, и Тима с Абрашей большую часть дня проводят у нас и у Свиридовых. Молодежь веселится, смеется тут и там, играют на обоих роялях, на гитаре и скрипке, кто спорит, кто поет, а кто и танцует: танцующие пары проносятся через лестничную площадку от нас к Свиридовым и обратно… А в душе у меня – и, как мне кажется, у всех – все время словно закипает вода, ждешь чего-то нового, неизвестного, но непременно радостного!
В центре всего веселья и оживления – конечно, Валентина Свиридова! Красавица, умница, образованная, веселая. Сколько книг она прочитала, сколько она знает, сколько ездила по Европе, сколько видела интересного! Окончила консерваторию в Вене по классу рояля, училась петь в Париже и в Италии, теперь кончает Петербургскую консерваторию по классу профессора пения Ирецкой. Валентина видела карнавал и битву цветов на Корсо в Риме, плясала 14 июля на площади Бастилии в Париже. Мало того, она видела в Испании бой быков!
– Выезжает пикадор на то-о-ощей клячонке – и пришпоривает ее прямо на быка! Чтоб тот ей рогами брюхо пропорол! Ну, тут я не выдержала: выхватила из-под себя подушечку – такие дают там зрителям, чтобы сидеть было помягче, – и ка-а-ак запущу этой подушечкой прямо на арену, в пикадора! Да еще кричу ему, по-русски кричу: «Перестань, мерзавец! Не мучай коняку!»
Валентина превосходно владеет несколькими языками, но так же, как в случае во время боя быков, она обязательно выражает самые сокровенные мысли только по-русски. Придя как-то к нам и застав Сенечкину старуху няньку, украинку Лукию, с наслаждением завтракающей, – а ест Лукия с удивительным вдохновением, просто вроде она еду в чемодан укладывает! – Валентина с восторгом выпалила, не сводя глаз с Лукии:
– Цум эрстен маль ин майнем лебен… Ля премьер фуа де ма ви… (Это означает по-немецки и по-французски: «В первый раз в моей жизни».) – И от души добавила порусски: – Экая, прости господи, прорва обжорливая!