– То есть как это в ящике ничего нет? – нахмуривается Ворона.
– Ничего нет. Ящик пустой, – повторяю я и смотрю на Гренадину так же пронзительно-выразительно, как смотрела во сне на часовщика Свенцянера. Словно хочу внушить Гренадине: «Подтверди! Подтверди мои слова! Пойми меня и подтверди!»
И Гренадина – золото Гренадина! – понимает.
– Ничего нет, – повторяет она деревянным голосом мои слова. – Ящик пустой.
– То есть как это – пустой? – сердится Ворона.
И Ворона направляется к нам сама.
На меня нападают и отчаяние и отчаянность. В мгновение, когда Ворона пробирается сквозь группу девочек, скучившихся – между нею и моей партой, я выхватываю из ящика Люсину книгу о Марксе. Еще какая-то доля секунды – и уже книжку перехватила у меня Гренадина, сунув ее себе под локоть. Лицо у нее спокойно-безразличное, но руки дрожат так же, как у меня. Когда Ворона, подойдя к нам, пытливо заглядывает в мой ящик, в нем действительно ничего нет: он в самом деле пустой.
Все это заняло какие-то малые доли секунды. Даже из девочек, как потом оказалось, никто ничего не заметил.
– Ничего не понимаю… – растерянно бормочет Ворона. – А где ваши вещи, Яновская?
Я молча показываю ей мою сумку.
– Она ж только сейчас пришла из дому! – повторяет Гренадина мои прежние слова. – Она еще не была в классе. Он был заперт. Она стояла под
Когда думаешь, рассуждая, мысли двигаются медленно, неповоротливо. Но бывает, не столько ты думаешь, сколько чувствуешь – тогда мысли-чувства летят с неимоверной быстротой. За секунду успеваешь и понять многое, и увидеть все это словно с высокой горы! Так я внезапно понимаю, что Гренадина только что спасла не только Люсю и меня (нас исключили бы мгновенно!), но, вероятно, и всех остальных членов нашего кружка вместе с Александром Степановичем. Если бы дознались о том, что он с нами занимается – читает и разбирает запрещенные книги, – его бы, наверное, арестовали, выслали из города. Во мне поднимается горячее чувство благодарности к Гренадине… И злоба на Ворону, обида на нее! Как смеет Ворона подозревать Люсю Сущевскую – и, значит, любую ученицу! – в воровстве?
Стою у парты, прижимаю к себе сумку с книгами и тетрадями и, плача, говорю Вороне:
– Зачем вы так? Сущевская – честная… Мы все – честные… У нас за шесть лет никогда ничего не пропадало!
– Никогда! – кричат и другие девочки. – У нас честный класс!
Мы с Люсей плачем, спрятав лица друг у друга на плече… Картина! Еще минута – и заревет весь класс!
Ворона понимает, что ей остается только уйти. Наверное, она чувствует, что все ее ненавидят!
– Уймите своих истеричек! – брезгливо бросает она Гренадине, пробираясь к двери. – Чувствительные какие! Слова не скажи – обижаются…
Уход Вороны весь класс оценивает как ее поражение: хотела сделать очередную гадость – не удалось!
Во время уроков мы с Люсей нет-нет да взглянем друг на друга и улыбаемся. Словно хотим убедиться, что все кончилось благополучно, и радуемся этому. Но чаще мы смотрим на Гренадину, смотрим влюбленными глазами. «Синявка» – наша институтская «синявка»! – оказалась такой молодчиной, такой героиней! Нет, это просто не укладывается в наших головах.
Нас очень удивляет, когда Гренадина на следующем уроке, сидя за своим столиком, вскрывает пакет с книжкой о Марксе и начинает перелистывать. Но еще больше поражает нас, что Гренадина, читая эту книгу, начинает улыбаться, а местами даже тихонько смеется про себя. Что она там нашла смешного?
После уроков мы с Люсей идем провожать Гренадину до ее дома.
– Кто дал вам эту книгу? – спрашивает она.
– Жилец, – отвечает Люся.
– А что в книге, вы знаете?
– Нет. Мы ее и раскрыть не успели… А вы читали, Агриппина Петровна?
– Пустая книжка. Ее и читать-то
В самом деле, книга, наделавшая такой переполох, оказывается вовсе не запрещенной. Это просто юмористическая книжонка с неумной и беззубой насмешкой над марксистами. Автор издевается над какими-то глупыми студентами, последователями Маркса, тщательно прячущими от полиции пакет неведомого содержания. Им сказано, что в пакете находятся сапоги самого Карла Маркса. Незадачливые студенты относятся к пакету с благоговением, попадают все время во всякие передряги, путаницы, не очень смешные приключения. Книжонка издана в Петербурге, напечатана с разрешения цензуры. Она так и называется «Сапоги Карла Маркса»…
В общем, не то гора страхов родила мышь, не то пустяковая мышь родила гору страхов.
Глава четырнадцатая
У Бурдесов не скучно…
Торжественно и чудно! Весь дом снаряжает меня на первый урок к Бурдесам. Мама внимательно, даже придирчиво, осматривает меня с головы до пят: как я причесана, как одета, что у меня на ногах. Может быть, мои любимые разношенные, старые бахилы, которые я обожаю таскать дома? Нет, мама не делает никаких замечаний: все в полном порядке.
– Когда ты хочешь, – горько говорит мама, – ты бываешь прелестной девочкой.
– Я всегда хочу, – отвечаю я мрачно. – Только не выходит это у меня!