Дорога в Ад

Колдунья вздрогнула и уставилась на прядь, которую мальчик теребил. Нет, редкая седина пробивалась у нее уже с год, но что такое два волоска раз в месяц, вовремя выдернутые и заговоренные? А тут… Сын перебирал в пальцах целый пучок белых волос.

— Ага, — не подавая вида, Юля сглотнула неприятный ком в горле и пересадила его. — Садись на диванчик, я пока схожу в ванну.

Здесь, крутясь перед зеркалом, она определила: чуть ли не половина ее прекрасных, блестящих, еще утром полных жизни, угольно-черных, волос, внезапно пожухли и поседели!!! Юлю чуть инфаркт не хватил: такое никакой краской не закрасишь! Потом пришла мысль: она умирает! Утром ведь ничего такого не было!?

Она глянула в зеркало еще раз и обратила внимание, что морщины в уголках губ и на лбу стали глубже. Юля старела буквально на глазах! Вместо того, чтобы запаниковать, она нахмурилась и попыталась определить, что пошло не так с этого утра? Первым делом, естественно, проверила энергетические связи… И тут ее бросило в холодный пот: Дима не просто выкачивал энергию, он потреблял ее раза в четыре больше, чем обычно… А от Кирилла ничего не поступало! Юля тут же оборвала пуповину, по которой сын получал помощь, и он потянулся за нитками, плетением которых занимался сутками напролет.

Уже зная, что найдет в спальне, Юля отправилась туда и присела рядом с мужем. Он как будто уснул, но безмятежное выражение лица ее не обмануло. Кирилл не дышал и не моргал.

Она набрала номер скорой помощи, а потом устало пошла в ванну. Подкраситься придется так и так.

* * *

Со смертью муж сломалось все.

Во-первых, найти второго такого мощного донора было непросто.

Во-вторых, с Димой получалось пообщаться все реже и реже, слишком много энергии он стал требовать.

В-третьих, возвращение собственной молодости было делом непростым, и сын за те пятнадцать минут выпил у нее чуть ли не половину жизни.

Иногда, глядя на себя в зеркало, в первые месяцы после смерти Кирилла, ей хотелось даже не плакать, а рыдать, но постепенно это прошло. Тут помогли и походы в салоны красоты, и интенсивная энерготерапия, к которой она стала регулярно прибегать, посещая людные места.

Одновременно с собственным лечением, Юля стала возить по докторам и Диму, но без особого успеха. Наоборот, все они обращали внимание, что состояние мальчика ухудшалось, чуть ли не на глазах. Она видела это и сама.

* * *

Монастырь был ее последней ее надеждой. Ради него она нашла нового мужчину, хотя после Кирилла не приводила домой никого. Ради того, чтобы не выделяться из толпы, села в автобус, хотя уже много лет ездила только на собственном автомобиле. Ради сына она была готова даже войти в храм, но, слава Богу, хотя бы это можно было поручить новому любовнику.

Но… эти скорбные синие глаза священника, приставшего как банный лист, вывели ее из себя. Его взгляд буквально прожигал ее насквозь, говоря: «А-а-а, горемыка, как черти бросили, сразу в храм побежала!» — и Юля мгновенно возненавидела себя за вновь проявленную слабость.

Колдунья она, темная колдунья, и не след ей искать помощи в светлом храме. И то, что икона не помогла, лишний раз доказывало, что никаких шансов на излечение сына нет. Он так и будет звать ее только после того, как сходит под себя в третий раз, Юля больше не рисковала создавать устойчивые взаимосвязи, вроде той, что убила Кирилла, а даже самого мощного вливания энергии сыну хватало не больше, чем на час нормальной жизни.

Она долго думала, сидя в душном автобусе, глядя в окно на пролетающие деревья и роняя слезы.

То, что она надумала, было плохо. Но необходимо. Она так больше не могла.

* * *

— Па-а-аш! — позвала Юля, стоило им вернуться в Самару и закатить Диму домой.

— Да, любимая! — мужчина вышел из комнаты, куда завез коляску сына.

— Собирай вещи и уходи. Мы расстаемся.

— Хорошо, любимая, — мужчина кивнул, развернулся и пошел в спальню.

Оттуда он вернулся только через некоторое время, и уже с баулом шмоток. Вид у него был недоуменный.

— Прощай, — сказала Юля.

— Ага, — пару раз моргнув, Павел вышел и захлопнул дверь.

Он так и не научился мало-мальски сопротивляться Юлиным приказам. Она вздохнула. Кирилл был не таким, сильным, упорным, твердолобым. Даже использование ритуала подчинения не всегда могло переубедить его, если муж что-то решал сделать по-своему. У Юли иногда было впечатление, что у него был какой-то собственный ритуал: столкнувшись с конфликтом интересов и закусив удила, он уходил покурить, согласившись с ее доводами… а потом, молча, делал по-своему.

Юля вздохнула: ничего не поделаешь, тянуло ее к строптивым мужикам. Что Артем, что Василий, что Кирилл… Интересно, Василий тоже плохо кончил? Хотя он с ней связываться не стал, с чего бы?

Воспоминания всколыхнули задремавшую было злость. Она встала, схватила нож, стакан и, не щадя себя, полоснула по запястью. Потом долго смотрела, как кровь стекает в сосуд, заполняя его до краев. Поставила на пол, начертила вокруг пентаграмму. Прочитала заученную уже мантру.

Большая, темная фигура появилась мгновенно. Навит посмотрел на стакан Живой крови и спросил:

— Что опять?