Дорога в ад

– Я тут не при делах, – доказывал следователю Илья. – Всё это подстроил Абрам Лютерман, компаньон моего брата. Это по его указанию я возил те чертовы чемоданы! Это он дал мне пушку и фальшивые документы.

– Ну-ну! – Следователь улыбался, явно не веря Илье. – Только нет у вашего брата никакого партнера по бизнесу. Нет никакого Лютермана.

– Значит, он представился мне не своим именем! – дрожащим голосом говорил Илья. – Он есть! Я не мог его придумать! Найдите его!

– Ой, не врите мне, пожалуйста, – дымя сигаретой, говорил следователь. – Не врите…

Хотя адвокат с хитрыми глазками обещал, что Илье много не дадут, суд его приговорил к восьми годам лишения свободы.

Начиная с самых первых дней заключения, к нему приходила бабушка. По ночам она садилась на его койку, гладила по коротко остриженным волосам, успокаивала. Она всегда была спокойной, но однажды лицо её было печальным, она всем своим видом выражала беспокойство.

– Я же тебе говорила, что твой братец – редкостный мерзавец. Он убил меня, посадил тебя. И я точно знаю, что ты живым отсюда не выйдешь. Тебе нужно убить своих сокамерников!

– Бабушка, но это же…

– Убей их! – Глаза бабушки сверкнули. – Их всех подговорил твой брат! Ты же сам знаешь, что ему это под силу. Он всех их подкупил! Всех! Всех!..

– Когда? Когда я должен это сделать?

– Прямо сейчас! – Бабушка смотрела ему в глаза. – Ты должен убить их и съесть их сердца.

– Но как я это сделаю?

– Убьешь заточкой, а всё остальное сделаешь ножом, который Рогатый прячет в тайнике у параши.

Такую кличку стареющий вор-рецидивист получил за шишковидные наросты на голове. А по паспорту он был Иван Афанасьев.

Той же ночью Илья выполнил указания своей бабули. Он убил мирно посапывающих сокамерников, съел их сердца, наслаждаясь вкусом их крови.

Разумеется, виноватым в случившемся он себя не считал. На допросах он говорил, что убить сокамерников ему посоветовала бабушка, которая фактически спасла его от смерти.

Каким-то чудом суд освободил Илью от отбытия наказания, поместив его на лечение в психиатрическую больницу. Илья был этому искренне рад. Ведь он считал, что за убийство сокамерников ему накрутят как минимум лет десять. Тогда на свободу он точно никогда не выйдет.

В психиатрической больнице ему было неплохо, если не считать лекарств, от которых он тупел и превращался в некое подобие овоща. Там всегда сытно кормили, выводили на прогулки. На каждом этаже стояли телевизоры. В палате вместе с Ильёй лежали ещё девять вполне нормальных мужиков, считающих себя абсолютно здоровыми. Не было никаких смирительных рубашек, никаких издевательств над больными. Никого не привязывали к металлическим спинкам коек.

«А здесь не так уж и плохо», – думал Илья, периодически выходя из состояния отупения, вызванного приемом лекарств.

В психушке он находился не менее двух лет. Время здесь летело очень быстро и за ним невозможно было уследить. Больше всего Илья боялся, что, если его признают здоровым, то опять вернут в места не столь отдаленные, а ему этого не хотелось. Поэтому по совету адекватных «психов», большинство из которых были симулянтами, Илья раз в неделю бился головой об стену или пугал медсестер. Остальные «психи» делали то же самое. Только большинству из них не хотелось возвращаться к женам и детям. У кого-то были большие долги, в том числе и карточные. Лечился в одной палате с Ильей и бывший следователь Николай Гуменюк, который «закосил» под психа потому, что на свободу вышел криминальный авторитет, которого тот посадил в свое время. Как только авторитет вышел, у Николая начались проблемы: его дачу спалили дотла, его машину взорвали, его молодую жену убили, на самого Гуменюка покушались три раза. Машину и дачу Николаю было жалко больше всего, так как он копил на них почти всю жизнь. А вот жену ему было не жалко. Они разошлись за полгода до описываемых событий из-за того, что Галочка постоянно изменяла Николаю. Детей у них не было.

С момента последнего покушения у Николая, по его словам, «башенку конкретно снесло». Пожалуй, он был одним из немногих, кто оказался в палате № 25, кто попал туда с реальным диагнозом. Но до поры-до времени вел он себя, как обычный человек. Илье он казался абсолютно нормальным.

Был в палате Ильи бывший православный священник, которого лишили сана и чуть не посадили за половые сношения с несовершеннолетней прихожанкой. Психушка для Отца Андрея, которого в миру звали Альберт Романовский, было средством спрятаться от всех, сделать так, чтобы о нем все забыли.

– Эта бесовка сама спаивала меня, а когда я уже был «в санях», заставляла меня делать всякие богопротивные непристойности! – говорил Альберт, крестясь. – Вот вам истинный крест. – Я никогда не заставлял её вставать на колени и залезать мне под рясу!

Даже изрядно нагрешив, Альберт Романовский и в психиатрической больнице не переставал быть священником. Он постоянно молился, читал больным библию, никогда не матерился.