Дорога в Ад (СИ)

Анатолий сдержал крепкое словцо, готовое сорваться с языка, потушил экран смартфона, и, оглядевшись, принялся приводить келью в жилой вид. В прошлый раз он провел в этой клетушке полгода. В этот — планировал продержаться хотя бы пару лет, и ночевать без простыней не собирался.

Того часа, что Анатолий провел, отдыхая с дороги, Игорю, видимо, хватило для того, чтобы найти кладовщика, потому что когда пресвитер явился к нему, монах показал на сверток, лежащий на столе:

— Это вам, отче. С прибытием! — он тоже прятал глаза, и Анатолий, вздохнув, забрал сверток и удалился.

За земными и оттого приятными хлопотами по уборке комнатки, его и застал Дмитрий.

— Обустраиваешься? — одобрительно проговорил он, заглянув через порог.

— Ага, — Анатолий прервался. — Заходи, располагайся.

Дмитрий шагнул было внутрь, но сообразил, что в узком проходе вдоль кровати не разойтись и застыл, нависая над Анатолием со своего почти двухметрового роста.

— Ах, извини! Не получится! — развел руками пресвитер. — Тут немного тесновато!

— На обед не опоздай, — зло буркнул Дмитрий, уходя.

Анатолий поморщился, коря себя за поведение. Смирение — слишком большая благодетель для современного мира. Туго с ним было не только у Дмитрия.

***

Случай с Алексеем мог пройти бесследно для кого угодно, но не для Анатолия. В детстве мать не раз и не два рассказывала ему про отца — талантливого хирурга, и даже отчим — суровый мужчина, который даже с Игнатом, родным для него сыном, вел себя жестко, никогда не прерывал мать. Возможно, потому, что и своей жизнью Николай был обязан его таланту?

Анатолий не только отказался от насилия. Он стал более прилежен в учебе, параллельно заинтересовался медициной — как традиционной, так и современной. И, наконец, он принял свой крест, осознал цель служения Господу. Позже, по окончанию семинарии, когда целебные свойства его молитв и наложения рук стали известны многим, его отправили в Белогорский Каменобродский Свято-Троицкий мужской монастырь.

Именно здесь Анатолий вылечил множество людей, а еще больше обратил к Господу. Именно здесь вырвался на волю его колючий характер. Именно здесь его Вера прошла самые жестокие испытания. Именно здесь из трепетного юноши он стал взрослым мужчиной. Да, цена была уплачена немалая. И жизнь супруги и их неродившегося ребенка — лишь малая ее часть.

Глядя на людей, выходящих из большого, комфортабельного автобуса, Анатолий улыбался. Когда-то София точно так же вышла из ПАЗика и, накинув косынку поверх пышной гривы черных волос, принялась кланяться и креститься по примеру матери. Воспоминания о жене всегда вызывали в его душе свет и радость, но оставляли после себя разочарование и грусть. Вот и сейчас улыбка покинула губы святого отца, а в глазах заблестели слезы, которые, впрочем, быстро высохли, так и не пролившись.

Из разговоров послушников он уже знал, что в Часовне выставлена икона Божьей матери «Троеручица», обладающая известными лечебными свойствами. Когда ее привозили первый раз — семь лет назад, Анатолий с Дмитрием и поссорились.

Сама икона, может быть, и не лечит людей. Как не лечит скальпель хирурга и разговор с психологом. Но Вера — Вера в то, что икона лечит… и, конечно же, в Господа — они могут творить чудеса. И в конечном итоге — какая разница, кто является инструментом в руках Господних — икона или Анатолий? У каждого свои преимущества. Икона безучастна и бессловесна, как острый скальпель, а Анатолий — умен и сострадателен, как психолог, но оба они великолепно исполняют свою функцию — трансляцию воли Господа.

Взгляд Анатолия зацепился за колоритную пару: высокий молодой человек и черноволосая женщина выдвинули из автобуса пандус и выкатили из автобуса ребенка в инвалидном кресле. Ребенок был в полной прострации, и Анатолий буквально против воли подошел ближе — так его зацепило отчаяние, которое сквозило во взгляде, который женщина бросила на храм.

— Юля, надень платок, — тихонько попросил молодой человек.

Проигнорировав его, женщина уверенно покатила коляску к храму. На самом пороге дорогу ей заступила активная прихожанка:

— Девушка, покройте волосы, побойтесь Бога! — громко зашептала она.

Юля резко остановилась и позвала:

— Па-а-аш! Бери кресло, я туда не пойду!

Молодой человек, с обреченным видом, покатил инвалида дальше.

— Можете ничего не одевать, в этом нет необходимости, — сказал Анатолий, подойдя к Юле. — Пойдемте в храм, посмотрите на икону. Я проведу.

Юля мельком окинула батюшку равнодушным взглядом, бросила:

— Спасибо, не надо, — и отвернулась.

Анатолия буквально обожгли эти глаза — серые, выразительные, и — тоскливые.

Когда пресвитер зашел в храм, у иконы, огороженной лентой для запрета доступа, стоял диакон Валентин и рассказывал о ее чудодейственных свойствах.

— Пустите нас, — тихо попросил Павел, подойдя к толпе, окружающей икону и Валентина. — Мужчина, подвиньтесь, пожалуйста…

— Да-да, проходите, — отпрянул дородный дедуля в сторону, увлекая за собой почтенную матрону.