Она бросила на меня взгляд бешено выпученных глаз, зашипела, щёлкнула клювом. Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, в комнате, залитой мягкой желтизной полного Золота, и я, кажется, понимала её, а она — меня.
Потом я ударила в неё Серебром — Золотом не могла, иначе вместе с гарпией загорелся бы дом, но и этого хватило. Она сползла по стене, свалилась в угол. Я бросилась к Рику.
Раны, пересекавшие его грудь, были глубоки и сильно кровоточили, но важных органов когти гарпии не задели. Я возблагодарила небеса: даже моего полного Золота не хватило бы, чтобы срастить лёгкое. Но срастить сосуды и мышцы я могла. Хотя и никогда не пыталась.
Если бы я это делала, Рик бы мне не простил.
Я уложила его в постель, потом выволокла во двор труп гарпии и сожгла. И долго стояла, глядя на чёрный дым, и на искры — бронзовые и серебряные, вихрем гулявшие по долине.
— Что ты сделала?
Не думала, что он очнётся так скоро. Впрочем, я ведь вылечила его. И знала, что он спросит. Можно было сжечь труп, но ничего не поделаешь со снопами золотых искр, носящихся по нашей тёмной маленькой спальне.
Рик приподнялся на локте и смотрел на меня. Его лицо по-прежнему блестело от пота, и за спутанными волосами я не видела его глаз. Впрочем, и не хотела видеть. Не теперь.
— Что ты сделала, Кейт?
Как он мог спрашивать, видя эти искры?
И как я могла ответить?
— Я защищала тебя.
«Это ведь правда, ты знаешь. Я только это и делала все эти годы. Ты сам так решил. Мы — пара боевых магов, твоё дело — атака, моё — защита. И дело вовсе не в том, что защитная магия низших уровней — самая лёгкая и под силу почти каждому. Не в этом причина, правда, Рик? Ты просто не хотел подвергать меня лишнему риску. Так ты говорил, когда находился в добром расположении духа. А когда злился — кричал, что с чем-то большим я не справлюсь. Ты правда так думаешь, Рик.
Ты за это меня и любишь. За то, что я не справлюсь. За то, что я только помогу тебе, пока ты сделаешь всю работу. И за то, что ради меня — ведь ради меня? — ты до сих пор грезишь о Баэлоре. Ты говоришь, что хочешь лучшей жизни для нас обоих. И я не смею даже упомянуть о том, что счастлива здесь с тобой. Что буду счастлива с тобой где угодно. Что я всегда знала это. И поэтому когда на втором курсе в своей каморке сделала Золото, никому об этом не сказала. Никто никогда так рано не делал Золото. Даже ты. И, конечно, я не сказала тебе об этом.
Я никому не сказала.
Я не тягалась с тобой. Я просто защищала тебя. Как могла».
Я говорила ему всё это, не говоря — но уже и не пряча глаз, когда в них непременно должно было читаться всё то, на что мне не хватало ни слов, ни смелости. Не знаю, сколько длилось молчание. Потом Рик сел, выставил перед собой раскрытую руку. Облачно золотых искр осело на его ладонь.
— Что ты сделала, Кейт? — спросил он в третий раз, и я поняла, что он не слышал моего ответа. А если и слышал — это не тот ответ, который ему нужен.
Нужный ему ответ таков: «Я сделала Золото, Рик. Да, Золотую защиту и Серебряную атаку сразу. Да, я знаю, что атака и защита одновременно — это за пределом даже твоих возможностей. Что уж говорить о силе. Но ты спросил, что я сделала, и вот тебе ответ».
Рик медленно сжал кулак. Золотая крошка захрустела под его пальцами. Он опустил голову, какое-то время разглядывал белые шрамы на своей груди. Потом сказал:
— И ты даже не устала.
Это звучало как обвинение — это
— Как интересно, Кейтлин… И давно ты умеешь ткать Золото?
«Подойди ко мне. Возьми меня за плечо — жёстко, грубо, встряхни меня, ударь. Но только дотронься до меня. Хотя бы дотронься…»
— Давно.
— Как давно? Я не видел, чтобы ты тренировалась.
— Я… не тренировалась.
«Посмотри на меня. Хотя бы посмотри! Что же ты жалеешь мне даже взгляда…»
Но он не дотронулся и не посмотрел — только его пальцы, эти сильные, ловкие пальцы, так мастеровито сплетавшие Бронзу и Серебро, по-прежнему мяли золотую крошку.
— А может, ты и Платину умеешь ткать, а, Кейтлин?
И столько горечи… столько горечи, но разве я этого хотела?
— Рик, я…
— Может, ты и Линию видела, а?! — закричал он.
«Разве я
Я только хотела быть с тобой. Любой ценой. Даже ценой твоей снисходительности, твоего презрения, твоих насмешек.
Просто я очень тебя люблю».
Я подошла к нему, села на пол у его ног, обвила их руками. «Я не вижу Линию, Рик. Клянусь, я никогда её не видела. И не хотела видеть. Прости меня, пожалуйста, если сможешь».
— Защита, Кейт! Держи защиту!!!
Я знаю, чего тебе стоит этот крик, и я держу защиту. Ещё я знаю, что этот крик нужен тебе не для того, чтобы подстегнуть меня, а для того, чтобы самому верить в его необходимость. Потому что пока ты не кричишь — ты не веришь. Я держу защиту, и ты убиваешь василиска — долго и мучительно выбивая его Серебром. Потому что ударить Золотом ты можешь только один раз. А я могла бы снова и снова, но не делаю этого.
Я не делаю ничего, что могло бы напомнить о той ночи, когда в наш дом ворвалась гарпия, а в наши души — отчуждённость.