— Но я поступаю иначе, — милостиво прервал Кенворти, — человеку даны мозги, чтоб не шевелить зря руками и ногами! Я просто пошел в портерную, сел и стал думать. Что говорит логика? Логика говорит: «все люди подчинены человеческим привычкам», «преступник есть человек», «следовательно, и преступник подчинен человеческим привычкам»!
— Чёрт побери! — завистливо пробормотал Друк, скосив на сторону не только лицо, но и обе кисти с наручниками, вследствие чего стальные браслеты так и прижались к острому ребру точильного камня.
— Слушайте дальше, констэбль! — упоенно вещал Кенворти. — Каковы человеческие привычки, присущие всем людям? Прежде всего кушать и пить. Были бы мы с вами людьми, если бы мы не кушали и не пили? Нет! Можем ли мы с нами отучиться кушать и пить? Еще раз нет…
(Ж-ж-ж-ж… ш-ш-ш-ш, — жужжал и шипел точильный камень, кушая стальную браслетку.)
— И потому, констэбль, для меня было ясно, что преступник рано утром захочет кушать и пить, и, вследствие закоренелой человеческой привычки пить по утрам кофе, он будет искать место, где ему это кофе дадут. А так как — следите за цепью моих рассуждений, констэбль! — рестораны открываются не раньше одиннадцати, то преступник вынужден будет, говорю я, спуститься в портерную и измененным голосом, подняв воротник к лицу, спросить себе кофе!
Здесь и констэбль, и Кенворти бросили разом такой пронзительный взгляд на Боба Друка, что несчастный преступник зашатался.
— Сказать по чести, сэр, после этого можно сесть, где сидишь, и не встать! — с восхищением проговорил констэбль. — Все равно, сэр, умнее, чем ваша логика, ни с какой стороны не придумаешь!
Кенворти принял комплимент как заслуженный.
— В том-то и заключается практика, любезный, — самодовольно закончил он свою лекцию. — И когда я теперь пойду в Скотланд-Ярд, мистер Лестрад выйдет ко мне, держа в руках телеграмму. «Ужасная неприятность, Ник, — скажет он мне, потому что, констэбль, он зовет меня просто по имени, как близкого человека, — можешь себе представить, этот негодяй сбежал из ульстерской тюрьмы!» — «Неужели, Лестрад? — отвечу я спокойным голосом, — а мне показалось, я держу его за моей спиной с наручниками на руках и под охраной этого молодца, констэбля номер…» Ай!
Пронзительный крик вырвался из груди знаменитого сыщика. Констэбль вздрогнул и обернулся. Прямо перед ним на земле валялись перепиленные наручники, а Боба Друка простыл и след.
— Собака! — воскликнул Кенворти, кидаясь на точильщика. — Ты освободил государственного преступника!
Точильщик встал со своего сиденья, глядя на сыщика честными серыми глазами, полными слез.
— Этого, сэр, я от вас не ожидал! — дрожащим голосом ответил бедняга. — Коли я заслушался себе в убыток вашей соловьиной речи, так меня пожалеть надо, а не крыть такими словами! Как же это я мог его освободить, сударь, если он не заплатил мне за работу ни полпенса!
— Что правда, то правда, мистер Кенворти! Тут поблизости есть хороший ресторанчик, где публика обедает за полшиллинга. Часа через четыре, по вашей логике, сэр, мы спокойно можем, сидя за столиком, рассчитывать…
— Дурак! — бешено прервал его Кенворти, выхватывая свисток и издавая пронзительный свист. — Оцепи дом! Устрой засаду на черной лестнице! Опиши швейцару наружность преступника! Вооружи дворников! Он мог скрыться только в этот дом — и никуда больше!
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Брюки майора Кавендиша оказывают Бобу Друку чудодейственную помощь
Что правда, то правда! Боб Друк скрылся именно в парадный подъезд серого домища, предварительно перечитав его блестящие дощечки с фамилиями жильцов, висевшие возле дверей.
— Один шанс из тысячи, но все-таки шанс! — бормотал он, несясь стремглав вверх по лестнице. — Коли я знаю человеческую природу не хуже мистера Кенворти, я спасусь. Ага! Вот он!
Друк остановился перед массивной дверью со сверкающей надписью:
и изо всей силы дернул звонок.
— Стакан воды! Доктора! Заприте дверь! — шепнул он изнеможенным голосом, вваливаясь в переднюю и падая на руки прехорошенькой горничной в чепчике. Тотчас же из-за дверей выглянул тощий доктор с синим носом и красными глазками.
— Сударь, я уповаю на врачебную тайну! — плачущим голосом простонал Друк. — Брат моей невесты гонится за мной! Он выдает себя за сыщика! Могу ли надеяться, что такой знаменитый доктор… ай! Я слышу шаги! Он подкараулил меня! Он идет сюда!
— Ни слова, молодой человек! — воскликнул доктор Блессинг, хватая своего пациента и втаскивая его в кабинет.
В ту же минуту раздался резкий звонок. Горничная в чепчике открыла дверь. На пороге стоял Ник Кенворти, дыша, как паровоз, и вращая глазами:
— Будьте добры сказать мне, звонился ли к вам…
Доктор Сульпиций Блессинг прервал его речь:
— Войдите, войдите! Правда, y меня нет приема, но вы сегодня первый обратились ко мне за помощью, а я в ней никогда не отказываю красивым молодым людям — жертвам нашей гибельной цивилизации. Давно ли вы захворали, сударь?