Дорога в декабре

Саша не запомнил мгновения, когда решил сделать это. Не было ни одной мысли вообще. Он повернул голову и, подгадав секунду, когда мужчина будет закрывать дверь машины, легкой рукой тюкнул бутылку об угол дома. В руке образовалась «розочка». Как и загадал Саша, мужчина звук разбиваемой бутылки не расслышал.

Саша перехватил бутылку так, чтоб ее не было видно за рукавом, ловко левой рукой вытащил сигарету из пачки и, сжав фильтр в зубах, подошел небрежной, вполне искренней походкой к машине. Нагнулся к стеклу водителя. В машине уже играла музыка, мужчина смотрел в зеркало заднего вида — прикидывая, как бы поаккуратнее выехать.

Саша постучал ноготком в стекло:

— Будьте добры, дайте прикурить!

Из-за стекла на него посмотрели недовольно. Саша в ответ сделал улыбающееся, сладко-сливочное выражение лица.

Стекло опустилось.

— Чего тебе? — спросил небритый, но пристойный с виду человек.

— Тсс, — выплюнув под ноги сигарету, ответил Саша, левой рукой прихватив мужика за красивый воротник, а правой выставив «розочку» ровно напротив его глаз. — У тебя в кармане бумажник. Отдай мне его.

— Отдам, — ответил мужчина, как показалось Саше, спокойно.

Саша взял бумажник левой рукой и сунул его за пазуху, за растянутое горло свитера.

— Теперь ключи от машины.

Мужчина выключил зажигание и подал ключи с брелком.

Саша не глядя бросил ключ в снег и лужи, вглубь дворика.

— За мной не ходи. Ключ вон ищи. А то еще машину украдут, — сказал Саша и побежал. Сразу влетел ногой в глубокую лужу, взметая ледяные брызги.

— Блядский род, что же вы тут развели! — выругался снова, очень весело.

«Молодец, сейчас вылетишь на освещенную улицу с “розочкой” в руке», — вспомнил вдруг, развернулся, бросил «розочку» в черную, с кусками льда, воду.

Пересек людную улицу, стараясь изобразить быстрый шаг, а не заполошный бег, нырнул в дворик напротив, загадав, что он сквозной. Так оно и было.

Минут через десять, миновав несколько дворов, постоянно скользя по наледи, один раз замечательно навернувшись, но не задохнувшись еще от бега, Саша каким-то звериным чутьем понял, что его не ловят.

Снял свою шапочку и выбросил — на всякий случай. Если тот тип все-таки позвонил в милицию, в приметах наверняка шапочку назвал. По шапочке будут искать. Все остальное на нем самое обычное. Темная куртка, темные джинсы, ботинки темные.

«Или не темные? — Саша поднял ногу, разглядывая ботинок. — Сырые они».

Достал портмоне, извлек толстую пачку денег, порылся еще — карточки какие-то, документов не было, и даже прав на вождение авто. Портмоне бросил в лужу, деньги положил в карман. Еле поместились.

Вскоре вышел к площади, там стоянка такси, помнил Саша. Народ на площади еще был — пьяный в основном. Люди толпились у ночных палаток. Саша шел через площадь, ясный и трезвый, к машинам такси, примеченным на той стороне.

Мимо медленно проехал милицейский «козелок». Водитель смотрел мимо Саши — на шумную молодежь, стоящую на тротуаре. Саша, чуть-чуть сбавив легкий шаг, пропустил «козелок» и спокойно пошел дальше. Даже не закурил. Каждый удар сердца был прям и честен, все было на своем месте, ни одна жилка не дрогнула.

Столько денег Саша никогда не держал в руках и даже не догадывался, что люди могут носить такие суммы в кармане. Зачем, собственно? Они что, иногда ночами покупают себе… блин, что тут можно купить на них?.. Спортивный велосипед можно, наверное… Велосипеды себе покупают ночами? Ездят на такси в Санкт-Петербург смотреть на белую ночь? Куда столько? Как их тратить?

Он поделил деньги на три части. Одну часть отнес Позику.

— Это общак, Позик, — сказал Саша. — Купи себе куртку и берцы — Нега велел. На остальные посылки ему отправляй. Пока не кончатся. Когда кончатся — скажешь мне.

Позик был серьезен.

— Если будет что — позовите меня, — попросил он.

— Хорошо, — ответил Саша.

— Если не позовешь, я сам что-нибудь… сделаю.

— Я позову.

Другую часть решил матери отдать, но не все сразу, чтобы не напугалась.

— Откуда? — спросила она радостно, но с легким страхом в голосе даже после получения малой толики ей причитающегося.

— Украл, — ответил Саша так искренне, что мама не поверила.

— Ну, правда?

— Сапоги тебе нужны, — сказал Саша, выходя из кухни. Он никогда не врал матери, и даже сейчас врать не хотел.

Остальные спрятал — не для себя, а так, на будущее. О том, что не для себя, — даже не думал, они ему были не нужны.

Отстегнул только одну хрустящую купюру, пошел купил водки, сразу три бутылки, и сигарет блок. Сроду один не пил, в пустой квартире.

«А сейчас выпью…» — Саша повеселевшими глазами смотрел на бутылку. Нарезал себе огромный соленый огурец, сделал яичницу из трех яиц, сырную сосиску сварил. Сидел на кухне, ногой качал. Как будто что-то замечательно важное собирался сделать.

Он чувствовал, что все болевшее последнее время внутри — перегорело. И теперь в этом месте ничего уже болеть не будет. Осталось только прижечь, чтоб присохло мертвой коркой.

И — прижег. Закусил огурцом, зажмурился довольно.

«Сейчас. Мне. Станет. Хорошо, — сказал себе. — И совсем спокойно».