Дорога в декабре

У «Макдоналдса» все прибрали и уже вставляли новые окна. К сгоревшему офису не пошел — издалека приметил, что там суетятся многочисленные люди. И видеокамеры вроде стоят. Местные журналисты собрались, должно быть. Проснулись…

Уселся в вальяжный, но поживший троллейбус, проехал по городу полный круг, наблюдая, как набирается полный, битком салон и как к концу маршрута становится пусто, малолюдно. И кондуктор, шумная и полная баба, целый час неумолимо буровившая мерзлых пассажиров, плотно набивавшихся, как мясо в морозилку, вдруг вздыхает и становится неожиданно одинокой, и бесцветные глаза ее тоскливо блуждают.

— Ты чего? — спросила кондуктор у Саши на конечной.

— Я остановку свою пропустил, можно я обратно проеду?

— Мы стоять будем десять минут, — ответили ему недовольно. — И за билет придется еще раз заплатить.

— Я заплачу, — сказал Саша.

Думал о маме и о Яне. Они сменялись в голове, и обеих их было нестерпимо жалко, и обе казались родными настолько, что умереть за них хотелось немедленно.

«Зубы выбили Яне, а…» — Саша вспоминал ее быстрый рот, и губы, и влажный язык, и так часто меняющие настроение глаза.

И сразу после этого думал о матери, и в этой смене не было ни пошлости, ни подлости.

«Маму мою кто смеет обидеть? Мать мою кто?» — спрашивал, глядя перед собой, в пластмассовую стенку с нелепым календарем — а за стенкой сидел и курил водитель. Саша чувствовал вкус дыма и сам хотел курить.

Замерзший и оголодавший, он дозвонился до матери уже после обеда. Мать мгновенно взяла трубку, будто сидела возле телефона.

— Ты где, сынок? — почти закричала она.

— Да тихо ты, мам, нормально все у меня, — отвечал Саша, оглядываясь зачем-то по сторонам, всматриваясь в лица людей, стоящих возле его кабинки, и оттого путаясь в словах. — Я… на улице… Ну, звоню… из одного места. Что там у тебя?

— Да что у меня. Ничего у меня. Вот мастеров вызвала — дверь вставляют.

— Ее выбили?

— Ну, ты же сам мне говорил: не открывай никому никогда, говори, чтоб повестку оставляли в почтовом ящике. Я и не открывала, — и жалуясь, и сетуя говорила мать.

— Они тебя били?

— Бог с тобой, Саша, никто меня пальцем не тронул, не делай только ничего. Никто меня не бил. Разбросали все вещи по квартире, цветок вон мой зачем-то разбили об пол, обзывали тебя по-всякому и ушли. Что ты натворил, а? Где ты есть-то?

— Нигде, мам! В Караганде! Сиди спокойно там, не бойся. Я ничего не делал плохого, поняла? Всё, деньги кончаются. Мама! Пока! Всё хорошо! Всё будет хорошо!

И скорей нажал на рычаг.

Вышел из переговорного, одну остановку шагал пешком, на душе стало свободней. Даже согрелся. Вспрыгнул на подножку маршрутки.

Совсем уже стемнело.

Подходя к Олежкиной квартирке, сбавил шаг, поглядывая на окна. Свет и свет, хоть бы морда какая показалась, родная.

«А что у нас тут во дворике? Не притаился ли за углом транспорт со спецназом? — Саша осматривался. — А кто у нас тут курит? Мужик какой-то курит. Тоже на Сашу смотрит. Ну, я тоже покурю. Еще кружок сделаю…»

Саша пошел было, но вдруг обернулся, признавая стоящего даже не по чертам — в темноте не различимым, а по ощущению, по короткому пальто, по жесту руки, подносящей сигарету к лицу.

И Сашу тоже вроде бы признали.

— Матвей! — Саша даже руки раскрыл от удивления и радости.

— Саша, — по голосу было слышно, что Матвей улыбается.

Они обнялись с искренним и теплым чувством.

— Ты как нашел этот домик-то, Матвей?

— Так мы тут с Роговым ночевали в прошлый раз.

— А, точно. Я и забыл. Давно тут?

— Да вот, едва подошел, минут семь. Только с электрички. Присматриваюсь — пропалили вашу хатку или нет еще.

— И я тоже присматриваюсь.

— Вас тоже начали давить уже? — голос Матвея сразу стал серьезнее.

— Да мы не знаем. Мы вчера тут погром и поджог устроили в центре города. Шхеримся теперь. А у вас что, проблемы из-за Яны?

— «Проблемы…» — усмехнулся Матвей в том смысле, что разве это так называется.

— Ну, ладно, что тут ждать, — Саша понял, что разговор серьезный, да и Матвей выглядел утомленным. — Погоди, я до квартирки дойду — если не вернусь, значит, тебе дальше надо ехать.

— Не спеши, Саш. Что, велики шансы, что там… ждут нас?

— Да нет, нормально все. Там наши пацаны, Веня, кстати…

— Веня?!

— Да, Веня, а что? Они бы успели окошечко там разбить, если что, маякнуть как-нибудь мне. Они меня ждут. Нормально, думаю. Сейчас приду.

Саша поднялся к дверям квартиры — несколько секунд стоял не двигаясь. Поначалу слышал лишь гудящий телевизор, но потом раздался веселый голос Вени, и у Саши отлегло от сердца. Открыл дверь, заглянул.

Олег с Верочкой сидели на кухне, пили чай. Верочка слетела с табуретки как птичка — Саше навстречу. В губы поцеловала быстрым клювиком, чуть сырым.

Олег скривился — изобразил улыбку приветствия Саше.

«Кадрил Верочку мою», — догадался Саша.

В комнате Веня и Позик смотрели телеви, дурь какую-то шумную, со стрельбой.

— Сейчас вернусь, — сказал Саша довольно.

Они вошли через минуту с Матвеем. Приветливо улыбаясь, Матвей поздоровался с Олегом и Позиком, поклонился Верочке, а завидев Веню, сказал: