Дорога в декабре

…Нет, сложно.

Столкнуться все-таки с ней и спросить: не хочешь ли ты поиграть в бадминтон? Помню, вы с мамой увлекались этой игрой…

Нина уже неделю как лежала в больнице. Дочери ее будто и дома не было — только однажды я слышал, как она сняла крышку пианино, взяла единственную жалостливую ноту и тут же закрыла инструмент.

«Тоскует по матери», — решил я. Самочувствие Нины меня тоже печалило, что, признаюсь, мешало с должным вдохновением подойти к вопросу о бадминтоне.

От вялых размышлений меня отвлекли голоса студентов.

Старший опять грубил.

— Давай деньги сюда, я тебе сказал, — наседал тот, который черт, на своего соседа.

— У меня мало уже осталось, — почти хныкал в ответ тот, что бедолага.

— Чего ты не понял? Деньги сюда!

— Это же наш общак, ты что… — плаксиво отвечал бедолага, все еще не сдаваясь.

Раздался звук удара и высокий мужской вскрик.

— Вот сука, — сказал я вслух, впрыгнул в тапки, натянул майку и решительно вышел в подъезд.

Сначала примерился пальцем к звонку на двери студентов, но, подумав, что звонок не столь грозно прозвучит, как хотелось бы, занес кулак для того, чтоб грохнуть по войлочной обивке… и вдруг остановил себя.

Студенты продолжали разговаривать.

— Тебя прет, что ли, от этой дряни? — спрашивал черт с недоумением и брезгливостью.

— Я только один раз попробовал, — отвечал ему бедолага, хныча.

— Какой «один раз»! Я твои шприцы каждый день нахожу!

— Мне пацаны дали попробовать. Иногда можно по приколу… — мямлил свое долговязый.

Я так и залип со своим кулаком.

— Ты, гнида, весь наш общак спустил на свою отраву, — всерьез печалился черт.

— Ничего я не спустил…

— Где деньги тогда?

— У меня мало осталось…

— Дурак ты, дурак.

Медленно опустив руку, я пошел на улицу.

«…Вот к чему могут привести непродуманные поступки, вспыльчивый друг мой…» — сказал сам себе.

Природа была сумрачна. Лужа рябила, дерево вздыхало, котенок тосковал наедине с пустой консервной банкой.

К подъезду, шурша шинами, подъехала скорая.

«Ой, Нину привезли, — подумал я почему-то. — Ну и хорошо. А то доча ее, поди, и не была у матери ни разу».

Но за спиной моей раскрылась парадная дверь, и неожиданно почти выбежал Юрий, весь на нервозе.

— Сейчас, милая, сейчас, — он помог незнакомой мне женщине вылезти из машины.

Не поздоровавшись со мной, они зашли в дом.

«…А ведь это его жена… — понял я. — Где ж ее держат все время?..»

Как проник в Нинин дом этот парень, я не слышал. Они разбудили меня ночью.

— Да! — вскрикивала девушка, словно только что разрешила удивительную задачу, и, помолчав секунду, отрывисто произносила: — Вот! — и потом еще более радостно: — Да!

Неизвестный предмет ритмично постукивал в мою стену, прямо в висок. Я прислонился головой к стене и некоторое время лежал так, задумавшись. Висок холодило. В голове отдавалось.

Потом, спустя десять минут, раздался, звучащий в октаву, смех мальчика и девушки и следом, отдельно — резкий пацанский говорок, произносящий что-то неразборчивое и быстрое.

— Золотая моя голова, — сказала девушка отчетливо, — опенок ты мой зимний…

Ей ответили, но опять неразборчиво.

Мне показалось, что голос принадлежал одному из обладателей ледяных ладоней, вечно торчавших в подъезде.

«Боже ты мой, — вскочил я, чтобы через секунду таращить глаза в окно на кухне. — И это он… он!.. со своими сырыми руками!.. Что же ты делаешь, Боже мой!..»

Вскоре все стихло, я даже задремал, но тут где-то за стеной вновь загрохотало и заверещало, словно небольшая отара овец ринулась из комнаты в ванную или наоборот.

Я подумал было на влюбленных, нагоняющих друг друга меж тюков, швейных машин, залежей халатов и разнокалиберных тапок, но нет, это в другой стороне кто-то бесновался.

— Открой, гнида! — кричал старший студент, черт.

Бедолага что-то блеял в ответ.

— Ты ж сдохнешь! Ты сдохнешь! Ты же сдохнешь скоро!

Черт начал бить, похоже, ногой, судя по звуку, в дверь туалетной комнаты.

Включилась колонка, загрохотала вода. Видимо, обдолбанный бедолага решил залечь в ванной и раствориться в кипятке.

Я некоторое время прислушивался к происходившему в студенческой квартирке.

Еще раз сходил на кухню, покурил, пожевал хлебную корочку. Замочил тлевший бычок водой из-под крана. Нарисовал на стекле рожицу, женский силуэт, неизвестный иероглиф, скрипичный ключ…

Привыкаешь ко всему, особенно когда хочешь спать. Я давно уже не перезаряжал свои батарейки, поэтому плюнул на все и решительно упал на кровать вниз лицом.

Одновременно со мной что-то рухнуло у соседей.

— А, гнида! — воинственно завопил черт. — Отмокаешь, челюскинец!

…Он все-таки выбил дверь, догадался я…

Где-то хлынул на пол обильный кипяток. Я представил, как черт вместе со скрепами вырвал ванную и, широко размахнувшись, выплеснул из нее в подъезд обваренного бедолагу: как мышь из таза с грязной половой водой…

Тут в четвертой квартире истошно завопила и куда-то побежала, ударяясь о все шкафы и стены, женщина.

У жены преподавателя Юрия начался очередной психический припадок.