Дорога в декабре

Прижимаюсь спиной к дереву, поглядывая то на саперов, то в сторону хрущевок.

«Что я буду делать, если сейчас начнут стрелять?.. Лягу около дерева…»

Дальше не думаю. Не думается.

Один из саперов, подозвав Скворца, отдает ему свои веревки с крюками и, шепотом выругавшись, медленно вступает в лужу.

Внимательно смотрю на происходящее. Ей-богу, это забавляет.

Сапер ходит по луже, нагоняя мягкие волны.

Тихонько передвигаясь, прячусь за дерево.

Сделав несколько кругов по луже, сапер, хлюпая ботинками, выходит из воды и вступает в следующую лужу.

Касаюсь ладонью ствола дерева, чуть поглаживаю, поцарапы-ваю его.

Слабо веет растревоженной корой.

Пацаны стоят возле деревьев, словно пристывшие.

Саперы, еле слышно плеская густо-грязной водой, ходят в темноте по лужам, как тихо помешанные мороки.

Противотанковые мины таким вот образом, шляясь по лужам, найти можно, и они не взорвутся: вес человека слишком мал. Что касается противопехотных мин, то даже не знаю, что по этому поводу думают саперы. Наверное, вовсе стараются не думать.

Ворота базы уже далеко, и с каждым шагом становится все более жутко. Может быть, мы передвигаемся на прицеле людей, с удивлением наблюдающих за нами?

Последние лужи возле начинающегося асфальта саперы осматривают спешно, несколько нервозно.

— Всё! — говорит кто-то из них, и мы почти бегом возвращаемся.

Скрипят ворота, шмыгаем в проем. Переводим дух, улыбаясь. Тискаем очень довольного Филю.

Блаженно выкуриваем в школе по сигарете. Пацаны уже поднялись и собираются.

Переталкиваясь, получаем пищу, завтракаем.

Подтягиваем берцы и разгрузки. Черная Метка подгоняет нас.

Плохиш, похожий одновременно на бодрого деда и на школьни-ка-второгодника, сидя на лавочке у школы, дурит.

— Саня! — зовет он выходящего Скворцова. — Может, исповедуешься Монаху?

— Я безгрешен, — буркает Скворец.

— Ну конечно… — строго смотрит Плохиш. — А кто рукоблудием ночью занимался? Ну-ка быстро руки покажи!

— Да пошел ты…

— Ладно, брат, до встречи! — примирительно говорит Плохиш. — Все там будем!

Следом за Саней выходит Дима Астахов.

— До встречи, брат! — говорит Плохиш и ему.

За Димкой топают братья-близнецы Чертковы — Степан и Валентин.

— Давайте, братки, аккуратней. Смотрите, не перепутайтесь…

— Берегите спирт, дядя Юр! — напутствует Плохиш и нашего доктора, и всех идущих за ним, говорит, улыбаясь: — До встречи! До свидания, братки!.. А ты, Семеныч, — прощай…

— Тьфу, дурак! — говорит Семеныч без особого зла и три раза плюет через плечо.

…Машины прогревают моторы, водители суетятся, поправляют броники, висящие на дверях.

Наши пацаны рассаживаются по одному в кабины. Оставшиеся — на броню пригнанных бэтээров.

Выбираю себе место на броне ровно посередине, спиной к башне.

«Если расположиться полулежа, то сидящие с боков в случае чего прикроют меня», — цинично думаю я.

Приходит Шея, сгоняет меня и усаживается на мое место. Огрызаясь, перемещаюсь к краю.

Солнышко начинает пригревать, доброе такое солнышко.

Семеныч лезет на наш бэтээр, мы пойдем замыкающими.

На первом бэтээре сидит Черная Метка, его, как выяснилось, Андрей Георгиевич зовут. Внимательно смотрит на пацанов.

Открываются ворота, бойцы, стоящие на воротах, салютуют нам, ласково ухмыляясь. Урча, выползает первый бэтээр, следом выруливают машины. Мягко ухая в лужи, колонна выбирается на трассу…

Я уже люблю этот город.

«Первые руины Третьей мировой источают тепло…» — шепчу я, впав в лирическое замешательство. Птиц в самом городе нет. Наверное, здесь очень чистые памятники. Если они еще остались…

Ближе к выезду из Грозного начинаются сельские постройки. За деревянными некрашеными заборами стоят деревья, подрагивают ветки. Как, интересно, чувствуют себя деревья во время войны?

Задумываюсь о чем-то… Прихожу в себя, обнаружив, что неотрывно смотрю на Монаха, сидящего неподалеку. Так неприятно, что он едет с нами!.. Вот Саня Скворец рядом, это хорошо. Андрюха Конь держит в лапах пулемет. Женя Кизяков, Степка Чертков — один из братьев-близнецов (Шея до сих пор Степку путает с Валькой, поэтому отправил Валю в кабину одной из машин), Слава Тельман — охранник Семеныча, Кеша Фистов косит себе, Дима Астахов «Муху» гладит… все такие родные. Семеныч опять же, доктор дядя Юра… и тут Монах. На кой хрен он поехал в командировку?

«А чего я взъелся на него? — думаю тут же. — Может, он… может, он меня от смерти спасет». Ну чего я еще могу подумать.

Трасса лежит посреди полей. Поля вызывают умиротворенные чувства — здесь негде спрятаться тем, кому вздумалось бы стрелять в нас.

Какое-то время я смотрю на одинокое дерево посреди поля, почему-то мне кажется, что там, на дереве, сидит снайпер. Пытаюсь его высмотреть.

«Что за дурь, — смеюсь про себя. — Так вот он и сидит в чистом поле на дереве, как Соловей-разбойник…»

Хочу прикурить, но колонна идет быстро, ветер тушит первую спичку, и я откладываю перекур на потом.

Поля сменяются холмами. Мы выезжаем на мост.

— Это Терек? — спрашивает у Хасана Женя Кизяков.

— Сунжа, — отвечает Хасан. — Терек далеко, — и неопределенно машет рукой.