Дорога в два конца

— Нам нужен человек, хорошо знающий эти места.

— Хорошо не хорошо, а знаю. На ссыпку хлеб возил. Есть знакомые в Галиевке.

Широкий язык пламени на гильзе качнулся от близкого разрыва. Матово блеснули толстый нос, лоб, щека подполковника. Цепкие глаза под нависшими бровями придирчиво ощупывали сапера.

— Не боишься? Убить могут, а то и в плен. А-а?

Казанцев, стоя все там же у порога, пожал плечами, смуглое лицо раздвинула улыбка.

— Все может случиться.

— Ну что же, сынок, иди.

— Сегодня идти?

— Скажу потом. Завтра придут полковые разведчики. Готовься. — Морщины на лбу подполковника разгладились, и крупные складки кожи на лице зашевелились. — И молчи. Никому. Даже взводному.

* * *

Два дня ползали на животах по пескам и высохшим, затканным паутиною вырубкам тальника, цепкому ежевичнику, выбирали место переправы.

— Капустные низы у озера — лучшего места не придумаешь, — предлагал Казанцев и щурился на пески, кручи, будто вымершие дворы хутора по ту сторону.

— Почему? — сомневался и по-своему придирчиво щупал берег взглядом валашковатый, внешне малоподвижный лейтенант-разведчик.

— На кручи под элеватором не влезть. Метров семьдесят, а то и все сто высота. И так почти до самой Грушевки. По тальникам и песчаной косе ниже хутора у них непременно заставы. Капустники — место глухое, и подход к ним по рукаву.

Песок по всему берегу хранил на себе зыбистые следы паводка. Торчали сучья в засохших бородах травы. С тополей капал сок, приятно и холодно покалывал открытые места тела. В густой листве тополей кричали я прыгали сплетницы-сороки.

— Немцы палят на их крики, — сказал сержант-пулеметчик, у окопа которого они задержались. Он лежал на песке рядом со своим окопчиком и склеивал цигарку. — Они ить, сороки, обнаруживают и сопровождают человека своим криком.

— За войну и птицы сбились, когда и где им кричать.

Сержант прикурил у лейтенанта, цыкнул через губу, повернулся к Андрею.

— Не забыл, как мы тебя из воды вытащили? — Сержант глянул на лейтенанта, разведчиков. — В первую ночь, только окопались — слышим: плещется. На доске распластался, голоса не подает и глаза закатил уже. — Улыбнулся, поцокал языком. — Таек у них подорвал. Немцы на зорьке в ту же ночь утащили его.

Все обернулись к Галиевскому берегу. На блескучем белом песке выделялось темпов пятно с дымными расчесами по краям. Метрах в двадцати от этого места из воды торчала танковая башня. Мокрый серый бок башни рябили солнечные зайчики.

— Крепко шваркнуло? — заворочался на песке один из разведчиков.

— Здорово. И экипаж — побитые на песке лежали. Вот какой он у вас парень. — Сержант закопал окурок. В изломе бровей под пшеничным чубом обозначилась досада, посоветовал: — Зря не толкайте его куда попало.

— Нас самих толкают, — подосадовал тоже в ответ лейтенант. В глазах-щелках, нацеленных на меловую кручу у элеватора, тяжкая дума. Разгоравшийся зной, запах тины и пресной рыбьей чешуи томили. Скосил глаза на рыбьи потроха в песке. — У вас тут не война, а курорт.

— Вчерась двух лещей, как заслонка печная, вытащил, — польщенный завистью, похвастался сержант. — Фрицы тоже ловят. По озерам больше. Утром ноне видел — в мешке тащили.

В кустах меж меловых размывов кручи у элеватора замелькал немец. Впереди солдата на поводке рвалась собака. Андрей выбрал за кочкой место поудобней, не спеша приложился щекой к нагретому дереву винтовочной ложи.

— Не промахнись! — предупредил лейтенант.

У крутой дорожки, сбегавшей к затопленным лодкам, овчарка взвилась вверх, волчком закружилась на месте, бешено кусая рваный бок и наконец упала. Немец с первого же выстрела бросился бежать, успел скрыться в низине.

— В него надо было. При чем тут собака? — пожалел сержант-пулеметчик.

— Она как раз и будет мешать, — непонятно для него ответил Андрей.

Лейтенант тоже выстрелил, и в крайнем к спуску дворе завыла вторая собака.

— Ну, у них, кажется, две всего и было, — сказал лейтенант и сполз вниз. По мясистому багровому лицу его градом катился пот.

— Спускаться нужно отсюда, товарищ лейтенант, — сказал Андрей, глядя на зеленую, в чешуйчатых блестках гладь реки. — Течением как раз и вынесет к месту.

* * *

По Дону третий день шла мотылика — пора стерляди. Первый день полная, теперь плыли одни крылышки: брюшки обгладывала рыба. Ловить рыбу никто не ловил, только глушили толом, снарядами, бомбами.

Разведчики спустили баркас недалеко от пулеметного гнезда. Луна всходила поздно, маслянистая вода тускло отражала звездное небо, воронками свивалась и чулюкала на средине. С нажаренных за день бугров спускался горячий воздух и чуть заметно колыхал меж берегов прохладу.

— Плавать все умеют? — обернулся Андрей к лейтенанту.

— Умеют. Садись на весла, — подтолкнул лейтенант Андрея в плечо.

— Ну, с богом, братишки, — напутствовал разведчиков сержант-пулеметчик. Помог столкнуть баркас и долго стоял, раскрыв рот и вытянув шею. Парень греб умело, бесшумно. Баркас растаял на черной воде, будто его и не было совсем.