— У вас будут, — доложил в пространство провожатый из штаба в щеголеватой шинели и командирской шапке.
— Места хватит, — буркнул писавший, не поднимая головы.
Солдатский коллектив складывается быстро. Достаточно узнать фамилию соседа. Саперы в этой избе были пока чужаками и кучкой прошли в угол, казавшийся им более свободным.
— Подвинься, браток, — тронул Жуховский чью-то ногу.
— А-а? — На Жуховского глянули сумасшедшие пронзительно-белые глаза на продолговатом испуганном лице.
— Подвинься, говорю, — успокоил солдата Жуховский.
Солдат опрокинулся на свое место и тут же захрапел.
— Не очухался. Закуривай, — отирая спиной побелку со стены, Жуховский присел, протянул Михееву кисет. — На плацдарм пойдем. Я так думаю.
Андрей расстегнул ремень на полушубке, завернулся в воротник и лег. За стеной с улицы пробегали машины, скрипели полозья саней, топот ног. «Похоже, торопятся куда-то», — мелькнуло среди прочих мыслей.
Кажется, Андрей задремал, потому что, когда вскочил, солдата, писавшего за столом, уже не было. Посреди горницы стоял незнакомый командир, кричал сиплым от волнения голосом: «Тревога! Выходи!» Лицо его было бледным, худым, глаза возбужденно горели. Андрей успел отметить еще автомат в его руках, на поясе заиндевевшие гранаты и финский нож с наборной рукояткой.
— Вылетай! Строиться во дворе!
Солдаты сопели, привычно и быстро наматывали портянки, обувались и, захватив оружие, выскакивали на улицу. С порога их брал в свои объятия покрепчавший к ночи мороз. Когда из хаты выскочил последний солдат, с печи сползла старуха, закрыла разинутую настежь дверь.
На площади стоял уже строй, а из дворов все продолжали выбегать кучки солдат. Они тащили на лыжах пулеметы, по двое несли длинные противотанковые ружья. Перед строем расхаживал рослый командир в маскхалате. Левая пола его халата была неровно оторвана. Выгорела, должно.
— Комбат, капитан Азаров, — шепнул сосед Андрея.
— Поротно и не отставать! — выслушав доклады, тихо сказал комбат. Поправил ремень автомата на плече и повернул в проулок к Дону.
Дорога была утоптана и укатана санями. За левадами комбат пошел тише, не оглядываясь. Шел уверенно. Должно быть, не раз исходил дорогу, которой вел. Разрешили скрытно курить. Да по-другому и не получалось: на голых местах выдувал ветер и мерзли руки. Приходилось цигарку затягивать в рукав.
— Похоже, Степа, на плацдарм.
— Дорога тут одна: на передовую.
— Позавчера с передовой и снова на передовую?! — визгливый бабий голос.
— А ты как думал? С легким паром и — здрасте.
— Дурак, — не хотел верить хозяин бабьего голоса.
— Не дурее тебя. Мне тут каждая кочка знакома.
— Местный, что ли? — снова бабий голос.
— С того конца Мамона. С Глинной. — Сосед Андрея диковато блеснул зрачками, неопределенно махнул рукой.
Андрей с уважением покосился на него. Богатырь в плечах, лицо узкое, глаза выпученные, белые. Ни разу не видел таких. И должно быть, силен и ловок. Шагает машисто и ровно, как иноходец.
— Прекратить разговоры! — привычно и равнодушно кидал через плечо взводный, давешний командир с впалыми щеками.
У Дона на косе остановились. Комбат показал руками: в круг. Ночь была светлая. Искрился снег. Высоко над головами зябли в своей глубине колючие звезды. Комбат выждал, пока перестал снег хрустеть под валенками, сказал крепким и свежим на морозе голосом:
— Ну, ребята, в восемь утра идем в наступление. Будем брать Лысую гору. Все знаете? Правее Москаля! — Солдаты колыхнулись, прокатился единый вздох. Как не знать! С сентября стояли против нее. Пеши, без помех, не взберешься на нее, а тут наступать, да еще по снегу. — Две красные ракеты — начало артподготовки, — уточнял комбат. — Две зеленые — это уже наши: вперед! — Он предупреждающе поднял руку, голос окреп. — И не отставать! Замечу — смотри у меня! Брать нужно с ходу, пока не опомнились. Прозеваем — польем кровушкой высоту эту. — Полез в карман, чиркнул зажигалкой. — Ровно два. Завтракаем на плацдарме, под лесом. Все понятно?
Спустились на лед. По ногам ударил ветер, расчесал поземку. Под берегом справа гибельно чернела полынья. Жгутом свивалась и колюче посверкивала при звездах вода. На осетровском лугу обогнали «катюши» и свернули в сторону церкви. Справа и слева шевелились темные змейки: выдвигались батальоны.
За Просяным яром у леса подошла кухня. Повар вместо каши давал каждому по куску мяса. Старшина тут же черпал кружкой водку из термоса: пей.
Андрей хватил глотка два, задохнулся, вцепился зубами в теплое и пахучее мясо. Иные пили осторожно, любители полоскали во рту, крякали сокрушенно. Жуховский, расчетливо хлебнув глоток, вытер губы рукавом полушубка.
— Нам в глубине, видно, разминировать. — И принялся за мясо. — Ты ешь. Силком ешь, не хорони. Когда доведется теперь, а силы скоро потребуются.