Дорога в две тысячи ли (СИ)

   Да они и не осуждали, в общем-то. Как ни крути, по всему выходило, что лиса приносила армии Лю удачу, а сам предводитель пока что не страдал от истощения энергии ян. Хоть сподвижники Пэй-гуна немало тому и удивлялись. Командир жил с хулидзын в одной палатке, а по ночам они уж точно не в «чет-нечет» там играли, верно? Однако ж признаков увядания,истощения или там бессилия в облике Пэй-гуна не проявлялось. Знающие люди говорили, что лисе, тем паче тысячелетней, хватит и одной ночи, чтобы уморить самого могучего богатыря. И для кого в Поднебесной секрет, что именно на безвременную гибель Лю Дзы в объятиях хулидзын и рассчитывали высокорожденные чжухоу? Но покамест их надежды не оправдывались, Пэй-гун прямо-таки излучал здоровье, дух его был крепок и весел, и то ли чары хулидзын разбивались о силу сына Краcного императора, то ли лиса попалась какая-то не такая. Впрочем, мудрецы (а таковых в стане Пэй-гуна развелось немало), разбиравшиеся в природе лис получше прочих, разъясняли недоумевающим солдатам, что лиса лисе рознь. А вот ежели хулидзын не просто соблазняла мужчину, но и сама в него влюблялась, вот тогда-то и настигала счастливчика невероятная удача во всех начинаниях, а ян, вместо того, чтобы истощаться, наоборот, возрастал и крепчал день ото дня. По всему выходило – так оно и есть, стало быть, не зря Пэй-гун госпожу лисицу так балует. А ежели ей охота со скуки по сторожевым вышкам скакать,так и пусть себе скачет, лишь бы не сломала себе ничего.

   На самом деле у верхолазных экзерсисов Люси имелась весьма веская причина. Отсюда, с возвышавшейся над лагерем деревянной башенки, вид открывался потрясающий. «Высоко сижу, далеко гляжу!» - одарила небесная лиса очередной «мудростью из палат Яшмового Владыки» раскудахтавшегoся старика Ба, воздела назидательно палец и полезла наверх, радуясь практичности мужского наряда. Слоев поменьше, рукава поуже, штаны, опять же, сапоги вместо тапочек. Все еще побаливавшую лодыжку Людмила приспособилась бинтовать, а в мягкое голенище – вставила бамбуковые плашки для дополнительной поддержки. Хромота мешала ей на земле, зато здесь, почти в поднебесье, Люся забывала o больной ноге и могла часами сидеть, наслаждаясь ветром, солнцем и запахами весенней земли. Цветущая долина Гуаньчжун пахла гораздо приятней военного лагеря, кто бы спорил.

   Лю с большей частью вoйска ушел три дня назад. Разбитые севернее Ланьтяна войска Цинь отступили к югу,и Пэй-гун преследовал их, не давая опомниться. «Еще одно сражение, моя Люси, еще один бой – и Санъян будет нашим», - так он сказал. Люся все пыталась вспомнить, чем же там должно было кончиться дело, ведь слушала же когда-то рассказы папеньки, да и Танечка всё твердила про Санъян да Хунмэнь… Но все эти подробности, все детали событий, которые то ли случились, то ли случатся,то ли вообще не произойдут, путались, рассыпались и разбегались, словно выводок мышат из-под перевернутой корзины – нипочем не поймать! Поэтому пришелица из будущего для разнообразия решила просто пожить в настоящем. Ведь Пэй-гун знает, что делает, верно? У него есть армия, сподвижники и соратники, штаб мятежников прирос целой сворой генералов один другого мордастее, а в лагере плюнуть некуда – того и гляди, попадешь в какого-нибудь стратега. Лю обещал победить и вернуться. Он победит. Он вернется. отсюда, с дозорной вышки, Люся станет первой, кто заметит красные стяги победителей.

   Пользуясь отсутствием командующего, оставленный «на хозяйстве» Пэн Юэ, от широты душевной произведенный Пэй-гуном сразу в генералы, разок попытался призвать «небесную лису» к порядку и воспрепятствовать ее высотному дозору. Смотрел неодобрительно, пыхтел укоризненно и кланялся как-то без усердия, да еще и к Люсиной свите подступался с расспросами да намеками. Старый Ба, будучи почтенным и многоопытным, грубияна подавил истинно придворной уклончивостью, веселый толстячок Мэн Бо оказался тертым пельменем и на провокации не поддался, зато юный Гуй Фэнь от угроз генерала Пэна бледнел, синел и норовил спрятаться аж на коновязи. Люся, заметив такие дела, пришла в ярость. Пэн Юэ ей категорически не нравился, ещё с Пэнчэна,и церемониться с наглецом небесная госпожа не стала. Подозвала к себе, уперла руки в боки (по наблюдениям Людмилы древние ханьцы воспринимали эту позу как угрожающую и оскорбительную, чем девушка и пользовалась) и потребовала объяснений. Генерал,только что самодовольный и дерзкий, сразу увял, как сорванный лотос, заюлил и замямлил что-то о приличиях и стыдливости. «Этак меня каждая китайская собака будет жизни учить!» - разъярилась Люся и показала зубы.

   - Доблестному Пэн Юэ следует меньше заботиться о чужих делах, – прошипела oна, - а больше – о печени.

   - О какой… печени? – слегка посеревший вояка внезапно вспомнил, с кем разговаривает. С лисой. Да-да, с хулидзын. С голодной хулидзын. Это важно.

   - О собственной печени, - с улыбкой уточнила она. - Меньше рисового вина и жирной свинины, больше овощей и зелени. Тогда печень генерала сохранит здоровый вид и, – Люся облизнулась, – свежесть…