Дорога в две тысячи ли (СИ)

   И ладно бы мальчишка один являлся,так еще и господина какого-то подозрительного с собой привел! И в комнаты небесной госпожи – шасть!

   - А Пэй-гун знает? – ухватив прыткого засранца за рукав, строго прошипел евнух, многозначительно коcясь на незваного гостя.

   - Надо будет – узнает! – отмахнулся Люй Ши и ужом вывернулся из цепких пальцев старика Ба. А незнакомца попросил почтительно: - Обождите здесь, батюшка. Я доложу.

   И ускользнул. А евнух и пришлый господин остались сверлить друг друга взглядами, как два кота на одном заборе.

   - Пожалуйте, батюшка! – Люй Ши высунул нос из-за занавеса. - Госпожа ждет.

   - Да что ж это такое делается-то! – возмутился старый Ба, когда гость важно прошествовал в покои хулидзын, а мальчишка выскользнул наружу и подпер дверной проем с самым невинным видом. - Да что ж ты творишь, паразит?

   - Тихо, дед, – шикнул поганец. – Всё путём.

   И сколько не напрягал евнух свой не по-старчески острый слух, ни единого внятного звука из-за занавеса не расслышал. Эх!

   «А вот персики я люблю самой нежной любовью северного человека...»

   (из дневника Тьян Ню)

ГЛАВА 9. ПОДАРКИ – НЕ ОТДАКИ

   «Опаснее даров, приносимых данайцами,только дары от древних китайцев. Эти уж как подарят, так подарят»

   (из дневника Тьян Ню)

   Тайвань, Тайбэй, 2012 г

   Кан Сяoлун

   Мудрецы говорят – не верь отражениям и улыбкам.

   Мудрецы учат – зри в корень.

   И мудрецам, подумал Кан Сяолун, поднося к губам пиалу с чаем, никто никогда не верит. Время может просачиваться сквозь века песком и дымом, но люди всегда остаются людьми. Сквозь жизни и перерождения повторяют они свои ошибки – механические куклы, болванчики с сердцами, нанизанными на пружинки.

   А ведь все просто.

   Ученый прикрыл глаза, наблюдая за тем, как медленно кружится-танцует в темной, ароматной жидкости тонкая чаинка.

   Все просто, всегда было просто и всегда будет: ян и инь, черное и белое, хозяин и слуга, победитель и побежденный.

   - Вот мы и снова встретились, господин Кан, – раздался от дверей осторожный голос,и в комнате сразу стало тесно: вместе с одним из главарей триады, владельцем трехзначного ранга и пруда с золотыми рыбками, в комнату вплыла сама смерть.

   Кан Сяолун чуял ее: кружащиеся серые тени, дрожащие, безмолвные, вились вокруг мужчины, окутывали его плащом из чужой боли и несбывшихся существований.

   Сейчас, когда племяннику старого профессора все чаще доводилось прибегать к древней, позабытой магии, все чувства его обострились. Ведовство, запретное, ядовитое, кипело в крови, рвалось на волю, и чужие души одна за другой раскрывались перед ним, словно черные цветы. Как пропахшие сыростью манускрипты… или выгребные ямы.

   Мир был полон тьмы, хаоса и боли. Мир заслуживал – уже заслужил – свою судьбу. Его, Кан Сяoлуна.

   Ученый поставил пиалу на стол, сложил на коленях ладони – с них стекала невидимая, но живая, шипящая золотом и ртутью аура – и поклонился.

   - Я недоволен тем, какой поворот приняло наше с вами сотрудничество, - не дождавшись oтвета, продолжил собеседник. – Мой человек вернулся с… подарком, как вы и обещали, но синдикат этого бойца больше использовать не сможет.

   - азменная монета, – отмахулся Сяолун.

   Трехзначный нахмурился.

   - Это был, - повторил он, наливаясь грозовой сталью, - мой человек.

   - Цель, - вздохнул ассистент Кан, нежно поглаживая подушечками пальцев теплую каемку пиалы, – оправдывает средcтва.

   - У меня появилось подозрение, – каменея лицом, отозвался казначей триады, - что наши с вами цели перестали совпадать.

   И поднялся – плотная, крепкая фигура в темном костюме, овеянная дымкой из стонущих безглазых призраков. Кан Сяолун застыл, всмотрелся в их затейливые гримасы, распахнутые в неслышном крике рты.

   Ему было радостно: сила его все нарастала, ширилась – близость заветных рыбок словно сбивала последние печати и ограничения с души и духа. му было любопытно: ничего нет в подлунном мире, чего нельзя было бы использовать и подчинить. Ему было азартно: добыча близко, и он медленно, но верно гонит ее к гибели и обрыву.

   Трехзначный заметил застывший, пристальный взгляд свoего собеседника, подобрался. Его солдат, вернувшийся с задания, между всхлипами и стонами кричал – выл - что-то такое про глаза,темных тварей и огонь. Что же так напугало надежного прежде исполнителя до истерики, до стыдных слез? Или – кто?

   Но секунда упала в прошлое, словно капля воды – и господин Кан вдруг ожил, двинул плечом, улыбнулся.

   - Неужели, - спросил он, - вы даже не поинтересуетесь тем, что мне нужно в этот раз? И, главное, что я могу предложить взамен? Вы же помните, как я плачу и чем.

   Казначей триады замешкался. да. Он помнил – яды, формулы, гремучие и смертельные, порошки и смеси. Наркотики.

   - Вы помнитe, – кивнул Кан Сяолун. - И выбирая между своим человеком и мной…

   Трехзначный умел считать.

   - Что вам нужно?

   «Люди, – ухмыльнулся ученый, чувствуя, как поворачивается в очередной раз колесо, шипастое колесо преступлений и зверств, - воистину не меняются. Как славно. Ах – традиции,традиции».

   И сказал вслух:

   - Продайте мне жизнь.